В этот день он был явно в хорошем настроении. Расспрашивал о своей любимой кобыле, когда он служил еще в легионах: «…естественно, я не хочу, чтобы ее продали, интересно, хромает ли она еще и какой у нее жеребенок, такие ли у него, как и у ней, белые ножки».
Так проходил месяц за месяцем, пока благодаря началу революции в Германии 8 ноября 1918 года не распахнулись ворота магдебургской тюрьмы.
5. Начальник государства
Было туманное осеннее утро, когда в 7 часов 10 ноября 1918 года на главный вокзал Варшавы въезжал специальный, одновагонный, поезд из Берлина с магдебургским узником. На безлюдном перроне его ждали всего несколько человек. Немецким властям почти идеально удалось сохранить в тайне его выезд. Среди встречавших находились один из регентов, князь Здзислав Любомирский, а также Главный комендант Польской военной организации на оккупированной немцами территории Адам Коц[66]. Таким образом, без малейшего преувеличения, у дверей салон-вагона, из которого выходил Пилсудский, столкнулись два мира: один — угасающий, представленный членом послушного Германии и за это повсеместно ненавидимого Регентского совета, и другой — с давних пор провозглашавший национально-освободительную программу и поэтому глубоко убежденный, что ему будет принадлежать будущее возрождающейся республики.
Многие издания, как популярные, так и научные, снабжают информацию о приезде Пилсудского соответствующей фотографией. Она помещена также и в четвертом томе монументальной «Истории Польши», изданной под патронатом Польской академии наук. Как везде, так и в этом труде под ней стоит подпись: «Встреча Юзефа Пилсудского на главном вокзале в Варшаве 10 ноября 1918 года после возвращения из заключения в Магдебурге». В действительности же эта фотография относится к другому периоду. В этом можно убедиться, обратившись к «Тыгоднику Илюстрованому», в котором она помещена впервые (№ 51 от 16 декабря 1916 года).
Поразительно и поучительно, как очередные авторы размножали и все еще размножают эту ошибку. На первый взгляд трудно понять генезис этого явления. Ведь источник, содержащий подлинную фотографию, всем доступен. Годовые комплекты «Тыгодника Илюстрованого» за 1914–1918 годы, исключительно популярного в свое время еженедельника, можно найти в большинстве солидных библиотек. А тем временем, как будто бы насмехаясь над этим фактом, по-прежнему распространяется ложная информация. Можно, конечно, объяснить все это недобросовестностью исследователей. Однако это не лишенное правоты объяснение не затрагивает сущности проблемы. Ибо во всем виновата легенда, заслоняющая подлинные масштабы исторических событий. В данном случае силу ее воздействия дополнительно умножал тот факт, что эта неверная фотография очень уж отвечала потребностям общества.
Ну как же? В Варшаву в переломный исторический момент прибыл человек, на плечах которого лежало бремя ответственности за судьбы государства и народа, и такой момент не был запечатлен на фотопластинке для памяти потомков? Такая возможность просто не умещалась в головах сторонников магдебургского узника. Поэтому они совершили невинный обман: взяли фотографию, сделанную два года раньше. А что реалии не совпадали?! Что в 1918 году не было толпы на не ожидающем сенсации вокзале?! Что на фотографии не видно Коца?! Что Соснковский должен был быть в гражданском, а не в военной форме?! Об этом особенно не беспокоились. Был Пилсудский и был Любомирский, и это учитывалось прежде всего. А главное — нашлась фотография, которую должны были сделать. Неужели в этой ситуации следует переживать из-за деталей? Если для кого-то это очень важно, то может в конце концов принять находящегося на фотографии на первом плане Пыскора[67] за Коца, которого не хватает. Ведь оба были так преданы Пилсудскому.
При такой аргументации можно даже — если уж рассматривать ее серьезно — пойти и дальше. Ибо не будет преувеличением констатировать, что радостная атмосфера встречи, запечатленная на фотографии, больше отвечала ожиданиям общества в ноябре 1918 года, чем подлинная картина безлюдного перрона. «Тогда, — вспоминал этот момент князь Любомирский, — все партии, от крайне правых до левых, требовали от нас передать власть Пилсудскому».