«По отношению к Юзефу Пилсудскому польское общество делится на два лагеря. В одном к нему относятся критически, с более или менее сильным оттенком пессимизма, в другом — одаривают неизменной поддержкой, постоянным одобрением или даже непреходящим энтузиазмом.
В первом лагере находится все растущая, в особенности после последнего правительственного кризиса, группа решительных противников Пилсудского, которые считают его не только совершенно несоответствующим занимаемой должности, но и человеком мизерных личных способностей, нанесшим большой вред Польше.
Во втором — выделяется группа не только сторонников, но беззаветных приверженцев, которые слепо верят в Коменданта и обожают его, видя в нем творца независимости Польши, моральный идеал, «знамя», «символ», «самого выдающегося в современности, одного из наиболее выдающихся, а может быть, и впрямь наиболее выдающегося поляка в истории».
Эта оценка возникла более шестидесяти лет назад, в 1922 году. Она открывала одну из самых интересных, а вместе с тем и самых спорных книг о Коменданте — «Легенда Пилсудского» Ирены Панненковой. И хотя сегодня эмоции, связанные с личностью Первого Маршала Польши, в значительной степени уже угасли, подобные суждения не до конца утратили свою актуальность.
В высказываниях о Юзефе Пилсудском десятилетиями «белая» легенда тесно переплетается с «черной». Вслед за панегириками как тени следуют пасквили. Такое нагромождение эмоций говорит о нежелании придерживаться объективных взвешенных оценок. Это, несомненно, исключительное, но все-таки объяснимое явление. Его причины следует с уверенностью усматривать в чертах характера самого героя. В его незаурядности, в его величии. Ведь посредственность, как правило, тонет в молчании, не провоцируя ни обожания, ни ненависти.
Заговорщик
Легенда Пилсудского начала создаваться очень рано, сопровождала его уже на первых этапах политической карьеры. «Таинственный литовец» поражал своей неординарной личностью, привлекал внимание своим прошлым, сибирской ссылкой, огромным трудом, связанным с нелегальным изданием «Роботника», тюремным заключением в 1900 году, смелым побегом из царской тюрьмы. Но наряду с событиями самого начала политической биографии, непосредственно предшествовавшими рождению легенды, невозможно не упомянуть господствовавших в начале XX века младопольских настроений[172], возбуждавших потребности общества в великой личности. Марта Выка так писала о тех временах: «Когда мы говорим о модернизме, то думаем об эпохе, которая индивидуализм и культ творческой личности поставила в центр своей программы. <…> Одним из важнейших и более того, многозначных способов отражения в литературе этого индивидуализма станет создание образа героя, великого человека, выдающейся и неповторимой личности».
Лелея миф героя, легче было переносить неволю. «Для одних, — подчеркивал Влодзимеж Вуйчик, — смирившихся с неволей, с разложением народной, общественной идеи, лишенных стремления участвовать в общественной жизни, литературный и художественный символ героя сам по себе был эквивалентом потерянных ценностей. Ни к чему не обязывал, ни к чему не призывал. Просто был. Придавал силы, грел, оправдывал бездеятельность. Для других вождь, герой, рыцарь олицетворяли, персонифицировали живые ценности, которые, когда наступит время, нужно будет претворить в дела, выразить в общей национально-освободительной борьбе».
Первоначально миф героя не идентифицировался с какой-либо личностью. Он жил собственной абстрактной жизнью, не обретая индивидуальных форм. Тот климат ожидания прекрасно передан в стихотворении Яна Петшицкого, написанном во Флоренции в 1914 году и носящем символическое название «Неназванному вождю».
Поэт, пишущий эти строки, не думал о Пилсудском. Ведь тот в те годы еще не был известен широким массам. Впрочем, популярен он уже был, но лишь в кругу близких соратников, прежде всего деятелей, связанных с Польской социалистической партией и создаваемыми в Галиции союзами стрелков.
Но и в этой среде Пилсудский не сразу занял место руководителя, пользующегося непререкаемым авторитетом. Правда, в более поздних биографических изданиях сторонники Маршала замазывали эту правду, хотя и в чисто конъюнктурных интересах.