Пинакотека 2001 01-02

Может быть, корни мифа на самом деле уходят еще дальше в глубину веков? Именно такой вывод можно сделать из двух текстов, авторы которых ссылаются на каббалистическую литературу. Комментаторы «Первой недели» Дю Бартаса сообщают, что «первый том книги Зогар, посвященный разрушению Иерусалима, повествует вослед Иосифу о ваарском корне, который днем почти не виден, вечером же начинает сверкать, в руки дается лишь ценою превеликих трудов и опасностей, полон крови и оказывает действие почти невероятное» 60* . Таким образом, Зогар, книга XIII века, еще ничего не говорит о растительном ягненке; однако она упоминает о «растении-животном», по жилам которого течет кровь. С другой стороны, если верить Дюре, «Иерусалимский Талмуд» уже в 436 году содержал предание, похожее на легенду о «скифском барашке». В начале главы, посвященной диковине под названием «борамец», Дюре настаивает на древности мифа, разнообразии культурных ареалов, в которых он имел хождение и на его широкой известности в ту давнюю эпоху.

Далее, следуя хронологии, Дюре подробнейшим образом пересказывает историю, почерпнутую им из Иоханана, иначе говоря, кабалиста Иоханана Бен Наппаги, одного из составителей «Иерусалимского Талмуда». В этом «Талмуде» некий житель Эфиопии, «ссылаясь на рабби Симеона», уверяет, что в «одном краю» существует живоросль, именуемая на древнееврейском Едуа. Из пупка этого зоофита выходит стебель или корень, прикрепляющий его к земле. Существо это пожирает все вокруг себя, а охотники могут одолеть его, только если перерубят стебель стрелами и тем умертвят Едуа. Всякий, кто вкусит «костей» этого животного-растения, тотчас «исполняется духа божественного и пророческого». Раввин Симеон из Санса, упоминаемый Дюре, в самом деле сочинил в 1235 году комментарий к «Иерусалимскому Талмуду», где рассказывает о получеловеке-получудовище – твари, именуемой Ядуа (или Едуа); водится она в горах; корнем, выходящим из пупка, прикреплена она к земле, питается травой, растущей кругом, и нападает на всех, кто к ней приближается. Чтобы ее убить, следует ей перерубить корень 61* . По словам Дюре, другой каббалист также повествует о «жестоком звере», который пожирает все, до чего позволяет ему дотянуться веревка, прикрепляющая его к земле, и который умирает, если эту веревку перерезать, «кости» же его следует съесть, «выговоривши при сем все вещи, коих исполнения ты желаешь». Таким образом, на первоначальной стадии интересующий нас миф включал в себя мотив пророчеств и знамений. Впоследствии этот мотив был мифом утрачен, хотя, как показано в диссертации Жана Сеара, связь между чудовищами, чудесами и гаданиями сохранялась в течение всего Средневековья и эпохи Возрождения 62* .

Между тем комментарий Симеона из Санса внес в текст «Иерусалимского Талмуда» существенные изменения. «Талмуд», куда более сдержанный, не содержит упоминаний ни об агрессивном чудовище, именуемом Едуа, ни о магических действиях с его «костями». «Мишна Килаим» (VIII, 5) утверждает на сей счет следующее: «Именуют живорослью дикую тварь. Говорит Йоссе из Арака, что в «Талмуде идет речь о горном человеке, прикрепленном пуповиной к земле, на которой живет; если же эту пуповину оборвать, он умрет. […] Говорит наша Мишна, что рабби Йоссе тварь эту после смерти столь же нечистой называет, сколь и труп человека, ибо сказано (Числа, XIX, 16): всякий, кто прикоснется на поле к убитому мечом, нечист будет; то же касается и до твари, чья жизнь с полем нераздельна» 63* .

Очевидно, что Талмуд изначально причисляет живоросль, или зоофита, к нечистым животным. Лишь позже неясно, по какой причине, – зоофит принимает тот облик, какой описан Симеоном из Санса. Как бы там ни было, и в первоначальной версии, и в комментарии XIII века живоросль Едуа из Талмуда лишь отдаленно схожа со скифским ягненком. Если не считать пуповины, связывающей его с землей, этот мифический получеловек, в поздней версии даже наделенный именем, представляет собою полную противоположность барашку! Возникает даже соблазн предположить, что легенда о скифском ягненке имеет совершенно иное происхождение – скорее всего, индийское, как и считал Анжело де Гюбернатис. Но если миф родился в Индии, какие узы связывают его с чудовищем, описанным в Мишне? Быть может, напротив, древнееврейское предание сделалось известно в Азии и способствовало возникновению нашего мифа? 64*

Зато греческая античность этого предания скорее всего не знала, хотя А.Ли и высказал гипотезу о греческих корнях мифа о скифском ягненке 65* .