Фигуры Иисуса и самарянки, беседующих у большого круглого источника, отмечены красотой и изяществом, к которым стремился Карраччи, ориентировавшийся на живопись мастеров Высокого Возрождения. Слева видны ученики Христа, возвращающиеся из города, куда ходили за провизией. Они живо переговариваются между собой, а один несет полный плащ хлебов, чуть откинувшись назад от их тяжести. Художник старательно выписал и пышные караваи, и глиняные кувшины, и витую, свисающую со стенки колодца веревку, к которой привязывали эти кувшины, когда доставали воду, и вьющуюся слева дорогу, по ней пришли Иисус с апостолами, и виднеющийся справа вдали город, куда им надлежало следовать и куда указывает Христос. Во всем этом проявился интерес мастера к жизненным подробностям, что является особенностью образующих отдельное направление в его искусстве реалистических картин. В данном случае детали земного бытия, присутствующие в священной сцене, позволяют зрителю естественно представить себе евангельское событие.
Живопись XVII–XVIII веков
Ученик болонского мастера Лодовико Карраччи, Гвидо Рени воспринял от него приемы академической живописи, но, приехав в Рим, попал под влияние Микеланджело Меризи да Караваджо.
В данной картине типичный для караваджистов свет, идущий из-за пределов холста, выпукло лепит объемы, обволакивая их сиянием, делая насыщеннее цвет драпировок и отделяя фигуры от тьмы. Апостол Петр сидит, опершись на руку, перед ним стоит апостол Павел. Зритель не видит их глаз, но чувствует огонь спора о важнейших вещах. Взгляды, полные горения мысли, и жесты рук, повторяющие друг друга, наполняют картину повышенной энергией, которая ощущается тем сильнее, что в целом облик каждого из святых классицистически сдержан и величествен.
Стремясь приблизить к зрителю происходящее, художник, подобно Караваджо, на первом плане изобразил ярко освещенную босую ногу Петра, а в центре — его ладонь, которая словно выходит за переднюю плоскость работы. В проеме окна высится замок на холме, и вечереющий вид, являясь картиной в картине, несколько снимает накал атмосферы, царящей в произведении.
Итальянский художник Микеланджело Меризи да Караваджо совершил настоящую революцию в живописи: он привнес в свои картины «шум» простой улицы, изображал персонажей Святого Писания как обычных людей и освещал пространство полотен ярким лучом света, разрывавшим темноту. Все названные особенности присутствуют в данной работе живописца. Ее сюжет основан на описанной в Евангелии от Луки истории, которая произошла с учениками Христа на третий день после Распятия. Когда они направлялись в Эммаус и печалились о том, что Иисус умер на кресте, Он приблизился к ним и пошел рядом, но не был узнан. И только после того, как в одном из домов все они приступили к трапезе и таинственный спутник, благословив хлеб, преломил его, ученики узнали Спасителя.
Караваджо уже обращался к этому сюжету, написав полотно «Христос в Эммаусе» (1601, Национальная галерея, Лондон). Но его отличия от данной картины помогают понять изменения, произошедшие в живописи художника за пять лет. Миланское произведение было создано вскоре после того, как, совершив убийство, Караваджо бежал из Рима. Драматическое мироощущение, нараставшее в его творчестве, достигло апогея, чтобы смениться трагическим. Оттого колорит композиции более сдержанный, сильнее выявлен контраст света и тени, Христос выглядит усталым и погруженным в себя, но терпеливо объясняет слушающим высокие и в то же время простые истины. В сцене нет наполняющего более раннюю работу приподнятого настроения, овладевающего людьми, на чьих глазах совершилось чудо.
Присутствие в картине стоящих справа пожилых супругов является отголоском древнегреческого мифа о Филемоне и Бавкиде — супружеской чете, принявшей в свой дом двух отвергнутых прочими жителями селения странников, оказавшихся Зевсом и Гермесом. Один из учеников Христа внимательно слушает Его, опершись на столешницу, другой раскинул руки (жест, напоминающий о Распятии, на полотне из Лондона был шире и экспрессивнее). Оба превратились в слух, желая понять обращенные к ним слова любви и веры. Картина, открывающая последний период в творчестве художника, наполнена прежде всего простотой, мудростью, печалью и сердечным теплом.