Пинбол

Наполняя ванну, а потом лежа в ней, он слушал по радио популярную музыкальную станцию и в течение двадцати минут дважды внимал собственным синглам. Ему нравилась безликая атмосфера отеля с отстающими обоями, потрескавшимся и пожелтевшим кафелем в ванной и чересчур накрахмаленными полотенцами с потрепанными краями. На душе у него снова стало спокойно. Хотя это письмо из Белого дома вызвало в его памяти другой отель, всего в трех кварталах отсюда, где он также чувствовал себя в безопасности — в обществе девицы, которую подцепил просто потому, что ей нравилась его музыка.

Это произошло год назад. Тогда, как и сейчас, было жарко и влажно. Субботним вечером Великий белый путь — Бродвей — кишел неугомонными гуляками. Остен остановился перед магазином пластинок, одним из самых больших в городе, и посмотрел на витрину, сверху донизу уставленную обложками последнего альбома Годдара. Затем он вошел внутрь, где толпа покупателей, в основном тинэйджеров, выстроилась в очередь у прилавка, чтобы послушать его музыку через стереофонические наушники. На стене сияли большие флюоресцирующие буквы: ГОДДАР. Он уже собрался выйти из магазина, когда заметил хрупкую и совсем еще юную девушку, которая слушала его пластинку у одного из проигрывателей. Глаза ее были закрыты. Она еле заметно покачивалась в такт музыке. На лице девушки было написано просто неземное блаженство.

Пластинка остановилась, и девушка очнулась. Тут к ней подскочил продавец и забрал диск.

— Ну-ка, ну-ка, — сказал он, — дай и другим послушать. Ты уже четыре раза ее прокрутила. Либо ты покупаешь ее, либо нет.

Девушка, явно находясь под впечатлением, которое произвела на нее музыка, ответила рассеянно:

— Думаю, нет. Не сегодня…

Остен подошел поближе и спросил, показывая на диск:

— Тебе нравится Годдар?

Девушка повернулась к нему:

— Я обожаю его. Я могу слушать его целыми днями.

— Так почему бы тебе не купить ее, чтобы слушать дома? — осведомился продавец.

— Я на мели, — грустно сказала она, собираясь уходить.

— Подожди, — остановил ее Остен. Сунув продавцу деньги, он взял со стеллажа диск и протянул его девушке. — Это подарок.

— Спасибо. Но ведь вы даже не знаете меня.

— Мы одного поля ягоды, — сказал Остен. — Оба любим Годдара. — И он направился к выходу.

Девушка с диском в руке шла рядом.

— Как тебя зовут? — спросила она.

— Джимми.

— А я Деби, — сказала она. — Ты откуда?

— Приезжий, — ответил Остен.

— И я тоже. Всего на один день выбралась.

— Когда собираешься уезжать? — спросил он.

— Последний автобус в полночь.

— Хочешь, пообедаем вместе? — произнес он как можно небрежнее. — Купим чего-нибудь съестного и пойдем ко мне в отель.

— Это далеко?

— В двух кварталах.

— Годится, — недолго думая, согласилась она.

Они купили сэндвичи и картофельный салат и съели все это, сидя перед телевизором. Когда Остен откупорил пиво, девушка полезла к себе в сумку и вытащила шприц и маленький пакетик с белым порошком.

— Будешь? — спросила она, направляясь в ванную.

— Нет, спасибо, — ответил он. — Ты бы с этим поосторожнее.

— Осторожной приходится быть, когда это кончается, — хихикнула она.

Он слышал, как она кладет свои принадлежности в раковину и сливает воду в унитазе. Через несколько минут девушка вернулась и легла на кровать. Он пристально смотрел на нее, словно старался запомнить ее шелковистые волосы, изящный изгиб шеи, очертания маленькой девичьей груди под блузкой.

Она с не меньшим любопытством разглядывала его.

— Ты сладкий, — наконец сказала она. — И голос у тебя сладкий. Правда, он какой-то странный. — Ее расширенные зрачки блестели.

— Несколько лет назад, — ответил он, — у меня в горле образовались известковые налеты. Их соскребли, в результате я вот так и воркую.

— У тебя очень приятный голос, ты только не пой. — Она засмеялась.

Тогда он сказал своим настоящим голосом:

— Но когда мне хочется, я пою, и людям нравится. Видишь ли, я — Годдар. Это я спел все эти песни, — показал он на диск, лежащий на столе.

— Я верю тебе, — ласково отозвалась девушка. — Я уже встречала пять Годдаров. И каждому верила.

Ее щеки покрылись румянцем, она не сводила с него глаз. Потом взгляд ее рассеялся, и она потянулась к нему.

Он обладал ею, сознавая, что способен причинить ей боль, а она, в наркотическом трансе, возможно, даже не почувствует этого. Однако ее пассивность возбуждала его; он ощущал, что может делать все, что ему хочется. Но все его попытки довести ее до оргазма потерпели неудачу; она, похоже, смутно сознавала, что с ней происходит. Потом они вместе приняли ванну и оделись. Когда они уже выходили из номера, Остен повернулся, чтобы выключить свет, и вдруг услышал, как она с глухим стуком упала на пол. Решив, что девушка потеряла сознание, он усадил ее у стены и побрызгал холодной водой на лицо и шею, но она не подавала признаков жизни, а когда он заглянул ей в глаза, то увидел, что она уставилась на него немигающим взором. Она была мертва.