Пинбол

Домострой почувствовал, что голова у него идет кругом. Во-первых, по словам Андреа, Джимми Остен учится в Калифорнийском университете в Девисе. В Девисе когда-то в качестве приглашенного профессора читал лекции Карлхайнц Штокхаузен и оказал заметное влияние на тамошнюю музыкальную молодежь. Позже один из его студентов стал лидером группы «ЭЛМУС», ансамбля, с помощью цифровых электронных инструментов создающего музыку необыкновенно высокого энергетического уровня, особенно в отношении ударных. Домострой вспомнил, что в некоторых мелодиях и аранжировках Годдара ударные звучат очень схоже с музыкой «ЭЛМУС». И вот выясняется, что Остен, поступивший именно в тот университет, где возник «ЭЛМУС», волочится за Андреа, которая охотится на Годдара, и при этом интересуется Прегелем с Либерзоном, а вдобавок и письмами Шопена! Остен мог проявить интерес к Либерзону и Прегелю лишь при условии, что читал письма. Домострой уже не сомневался в существовании прямой связи между Остеном и Годдаром. Откуда иначе мог Остен узнать содержание писем к Годдару? Знает ли он Годдара лично? Есть ли связь между Годдаром и "Этюд Классик"? Мог ли Джимми Остен каким-то образом — с ведома отца или кого-то в «Ноктюрне» — получить доступ к почте Годдара, прежде чем ее доставили самому Годдару? А что, если Годдар вообще не получил этих писем? Что, если Джимми Остен перехватил их и сам отправился на поиски женщины из Белого дома?

И тут его встревожила еще одна мысль. С чего бы это Остен, ухлестывающий за Андреа месяц, уверяет ее, что заметил ее три месяца назад? Не для того ли, чтобы она никак не связала время их знакомства с временем, когда Домострой отослал первое письмо из Белого дома? И почему Андреа безоговорочно верит его утверждениям и повторяет их? Нет ли сговора между ней и Джимми Остеном? С другой стороны, как мог заподозрить Остен — если он заподозрил — в Андреа женщину из Белого дома? Может быть, Остен — эмиссар Годдара? А если так, кто же оказался столь умен, чтобы послать его шпионить за Домостроем и утверждать при этом, что шпионит за Донной? Но если только не проболталась сама Андреа, Остен никак не мог связать его, Домостроя, с письмами из Белого дома. И наконец, доселе казавшееся вовсе невероятным — не может ли быть Годдаром сам Остен?

— О чем ты задумался? — прервала его размышления Донна.

— Ох, сам не знаю, — запинаясь, проговорил Домострой. — Просто я так давно связан с «Этюдом», что всегда думаю о Джимми Остене как о невинном младенце. — Он собрался с мыслями. — Кстати, что у него с голосом?

— Несколько лет назад ему из горла удалили опухоль, — ответила Донна. — Его отец рассказывал мне, что потребовалась серьезная операция. На гортани у Джимми остались шрамы, отчего и голос изменился.

— Как бы то ни было, — продолжил Домострой, — я не думаю, что Джимми из тех, кто шпионит за людьми, — Помолчав, он вновь попытался разыграть безразличие: — Он когда-нибудь говорил о Годдаре?

— Очень редко. И если тот нравится ему, он этого не показывал. Хоть мы с ним и познакомились в "Ударе Годдара", он знает мое отношение к року.

Домострою пришло в голову, что Остен мог писать музыку и даже тексты для Годдара. В конце концов, литературное рабство не ограничивается одной литературой.

— Как ты думаешь — он же из музыкальной семьи, — писал ли когда-нибудь Джимми музыку или играл на каких-нибудь инструментах? — продолжал выспрашивать Домострой.

— Джимми хочет писать, да только не музыку. Музыкально он совершенно неподготовлен. А что до игры на рояле — ну, мать его слегка научила, не более того.

Уверившись по ее тону, что девушка говорит правду и не состоит, как он начал было подозревать, в заговоре с Остеном, Домострой спросил:

— Как ты считаешь, не могла ли Андреа Гуинплейн науськать Джимми шпионить за нами?

— Может быть, — задумчиво проговорила Донна. — Я бы не удивилась: она мастер на интриги.

Домострой притворился, будто обдумывает полученное известие.

— Что она за человек, эта Андреа Гуинплейн?

— Красивая, — признала Донна. — Яркая. Из Такседо Парк, родом из старой мормонской семьи. Когда-то они были очень богаты, но она говорит, что те времена прошли. Видно, поэтому она и учится на драматическом. Хочет стать бродвеиским постановщиком и в один прекрасный день заработать миллионы, чтобы вернуть свою семью туда, где, она считает, ей самое место — в высшее общество.

— Весьма честолюбиво, — кивнул Домострой. — Она талантлива?

— Скажем, неискренна, — ответила Донна и с улыбкой добавила: — А в театре это талант.

— Неискренна? В каком смысле?

— В самом подлом. — Она замялась. — Не знаю, стоит ли тебе говорить.

— Не надо, если это секрет.

— Это не секрет. Я уже рассказывала тебе, что она со своими друзьями сделала со мной, когда пригласила посмотреть порнофильм с Марчелло. Был и другой случай, еще хуже. И опять все подстроила Андреа.

— Что же на этот раз?