Пингвин Дружок

По вечерам, как только на флотилии заканчивалась работа, несколько моряков бежали на корму рыбачить. Пингвины вроде бы небольшие, сантиметров по семьдесят росту, а каждый в день съедал не меньше килограмма рыбы.

Потом, возвращаясь из Антарктики, мы проходили через тропики. Пингвины к жаре непривычны — страдают. Найдут где-нибудь тень и сидят, нахохлившись, как неживые.

Мы устроили для них на палубе бассейн. Затенили его брезентом, но вода всё равно быстро нагревалась. Наш доктор тут как тут:

— Охлаждать воду нужно! Пусть механики что-нибудь придумают.

Придумали. В рефрижераторном отделении морозили воду и сыпали в бассейн ледовую крошку — сразу вёдер по десять.

В охлаждённой воде трое пингвинов купались охотно и чувствовали себя хорошо. А вот четвёртый вёл себя так, будто от жары погибать собрался. Кинут его в бассейн, а он обратно — на палубу. Раскроет клюв и воздух ртом ловит — дышать трудно.

Тогда для него соорудили холодный душ. Душ пингвину понравился. Кому-то пришло в голову научить пингвина звонить в колокольчик, который укрепили на бочке.

Когда вода в бочке кончалась, пингвин с недоумением поглядывал вверх: «Что такое, почему не льётся?» Потом начинал сердито хлопать крылышками и кричать, как его вожак: «И-а, и-а!» Но бочка от этого, разумеется, не наполнялась.

Вот тут матросы и стали приучать его дёргать привязанную к колокольчику верёвочку. Если колокольчик звенел, бочку водой и льдом наполняли, если не звенел — оставляли пингвина без душа. Как он ни сердился — холодного дождя не было.

В конце концов пингвин понял: нужно подёргать верёвочку. И скоро он так наловчился, что не давал нам покоя. Вдруг среди ночи, если только светлолуние, поднимает такой трезвон, что разбудит весь экипаж. Не перестанет звонить, пока не забьёт душ.

Неугомонного звонаря назвали Дружком. Все его полюбили. Бывало, трезвонит Дружок, а моряки вокруг хохочут:

— Ну артист, вот артист! Прямо как в цирке!

Я говорил им, что специалисты считают так: цирковой дрессировке поддаются только пингвины Гумбольдта. Все же остальные пингвиньи породы для этого не пригодны — сообразительности не хватает.

— Ну да, не хватает! — с обидой отвечали моряки. — Поищи другого такого умницу, как наш Дружок!

И, не спросив моего согласия, послали радиограмму знаменитому дрессировщику Владимиру Григорьевичу Дурову, чтобы он встречал нас в Одессе. Везём, мол, антарктического артиста.

Дуров в Одессу приехал, посмотрел на Дружка и на остальных пингвинов и сказал решительно:

— Беру всех!

— То есть как берёте? — запротестовал я. — Это мои пингвины. Меня ждут с ними в Ленинграде.

— Не волнуйтесь, — сказал Владимир Григорьевич, — с Ленинградским зоопарком мы поладим. Вы привезёте им из следующего рейса других.

И вот, спустя несколько месяцев, когда мы снова плавали по морям студёной Антарктики, на имя нашего капитана пришла радиограмма:

«Сердечно благодарю за прекрасных золотоволосиков. Вчера дали первое представление в цирке. Работали превосходно. Дружок выше всех похвал, талантище! Владимир Дуров».

Так в советском цирке впервые появились необычные артисты — золотоволосые пингвины из Антарктики. На арене они под музыку танцевали вальс, по команде дрессировщика прыгали с вышки в бассейн, играли в мяч, а Дружок к тому же не забыл свою корабельную выучку — в конце представления звонил в колокольчик, требуя в награду за труды холодный душ. Эту награду он получал обязательно.