— Африка, мой друг, далеко. Отсюда не видно, — наставительно произнес верблюд. — Это тебе нужно плыть по прямой этак километров сто пятьдесят, не меньше. Там будет Марокко. А где Марокко, там и Африка. Мы же с тобой находимся на острове Лансароте, который относится к Испании.
— Остров… — повторил за верблюдом Тамино. — А почему он такой черный и шершавый?
— Потому что это один сплошной вулкан! — ответил верблюд. — Говорят, что это черт заплевал здесь всё лавой, когда понял, что ему никак не победить добро. Огненная лава растеклась по всему острову, а потом, остыв, превратилась в каменистую черную массу, которую ты сейчас и видишь.
Сообщив эти сведения, верблюд в шарфике поднялся и потянулся.
— Ты говоришь черт… — Тамино смотрел на верблюда испуганными глазами. — Значит, здесь у вас живет черт?
— У черта, да будет тебе известно, нет конкретного местожительства. Его можно встретить повсюду. Правда, считается, что наш остров он любит особенно. Но меня, честно говоря, это нисколько не беспокоит, — невозмутимо сказал Хосе Гомес Фернандо Луис Диего Хоакин де Ланселот. — Потому что даже если бы старик Эль Дьяболо, как его называют испанцы, и объявился здесь, то ко мне ему ни на какой козе не подъехать. Я служу добру и красоте. И это ему прекрасно известно, нот почему он и не трогает меня. Так что, если ты ищешь черта, я тебе не товарищ! Разбирайся с ним сам! — С этими словами верблюд гордо развернулся, плюнул на прощание и неспешно двинулся прочь.
Тамино успел прошмыгнуть у него под брюхом и уцепиться за кончик его длинного шарфа в зеленый горошек, который болтался на шее верблюда как поводок.
— Постойте! — крикнул Тамино, стараясь притормозить упрямого испанца. — Господин Хосе Гомес… Ой, простите, забыл ваше полное имя! Господин Хосе, не уходите! Вы не поняли меня! — В голосе Тамино слышалось отчаяние. — Ну куда же вы? Не нужен мне никакой черт! С чего вы взяли?! Я ищу любовь! Любовь, понимаете?!
— Любовь? — переспросил верблюд и тут же остановился как вкопанный. — А почему ты именно здесь решил искать любовь?
Тамино отпустил шарф и, выбравшись из-под верблюжьего луза, встал так, чтобы в случае чего успеть задержать строптивого жителя черного острова. Тамино попытался в двух словах объяснить верблюду, каким образом он оказался на Лансароте и что ему здесь надо. Но верблюд слушал его как-то недоверчиво и, судя по всему, не очень-то понимал, что к чему. Тогда Тамино решил рассказать ему всё по порядку. О том, как он жил себе на Южном полюсе, об императорских пингвинах, о понедельничном плаче, о принцессе Нануме, о ките Эфраиме, о морском слоне по имени Харальд, о Фредерике и Фредерико, о Фите, маленьком большелапом, о том, как ему, Тамино, хочется поскорее найти любовь, хотя он толком и не знает, что же это такое — любовь.
На этом месте верблюд в белом шарфике необычайно оживился и неожиданно запел.
— Лалалалалалалала, — пропел он целую гамму, сначала вверх, а потом вниз. — Лалалалалалалала.
— Лалалалалалалала? — повторил за ним удивленный пингвин. — Что значит «лалалалалалала»?
— Та-ми-но, Та-ми-но! — продолжал распевать верблюд, радостно пританцовывая на месте. — Тааааа-миииииии-но!
Пингвин, ничего не понимая, смотрел на странного верблюда.
— Та-ми-но! Знаешь, каааак тебеееее повезлоооооооооо! — заливался трелями верблюд. — Яааааааааа скажуууууууу тебеее…
— Что вы мне скажете? — перебил его пингвин.
— Всё-всё-всё-всё… — снова затянул верблюд свою арию.
— Ну что всё-то? — нетерпеливо спросил его Тамино.
— Яааааааааа скажуууууууу тебеееее, что такое любооооооооооовь…
Казалось, верблюд никогда не остановится.
Тамино совсем разнервничался. Этот верблюд, кажется, знает ответ на его вопрос, но поди добейся от него толкового объяснения, если он все время голосит. Тамино решил не отступаться от своего и сохранять самообладание.
— И что такое любовь? — строго спросил он.
Верблюд на какое-то мгновение умолк. Он отступил чуть-чуть назад, приосанился и придал своей физиономии самое торжественное выражение. Именно с таким выражением лица бабушка-пингвиниха открывала обычно дверь в комнату, в которой лежали приготовленные заранее рождественские подарки.
— Музыка! — важно изрек верблюд и снова замолчал.
— Музыка? — Тамино уже совсем ничего не понимал. — При чем здесь музыка?
— При том! — односложно ответил верблюд, все еще сохраняя торжественное выражение на своей добродушной физиономии. — Любовь, мой друг, это музыка! — снова перешел на пение верблюд, вложивший в свою музыкальную фразу столько чувства, что у Тамино даже мурашки пробежали по спине — так это получилось красиво. Гораздо красивее, чем пение ветра на Южном полюсе, которое так любил, бывало, слушать пингвин, предвкушая наступление долгожданной зимы.