Пингвин влюбленный

— Шампанское, цветы…. Деньжищ, небось, прорву высадил.… К чему это, Валера?

— Считай, я временно сошел с ума.

— Это «временно» у тебя тянется уже четвертый десяток! — скажет она.

Они, не чокаясь, глядя, друг другу в глаза, отопьют из бокалов по глотку.

— Все-таки, я нашел тебя! — торжествующим тоном скажет он. — Знала бы, чего мне это стоило!

— Мог бы не стараться. Пустые хлопоты, — ответит она. И отхлебнет еще глоток.

…Выбил Суржика из мечтательного состояния оглушительный рев клаксона ярко-красного «Феррари». Низкий приземистый спортивный автомобиль сидел на хвосте его «Форда» и непрерывно сигналил, требуя уступить ему дорогу. Размечтавшись, Суржик не заметил, что занял крайнюю левую полосу, снизил скорость и едва плелся по ней. «Феррари» мигал фарами и истерично гудел на все лады клаксоном. Суржик поморщился и, включив мигалку, перестроился в правый рад. «Феррари», грозно гудя авиационным двигателем, помчался вперед и через минуту превратился в яркую красную точку. Потом и вовсе исчез в том месте, где шоссе упиралось в линию горизонта.

«Где эти хозяева жизни деньги берут на такие машины?» — подумал Суржик. И сам себе ответил: «Как и прежде, в закромах Родины!».

Перед его глазами опять возникло лицо Нади, сидящей, напротив, за столиком кафе…

— Ты бы хоть одним глазом на свои афиши взглянула! Для тебя старался, под расписку вырвал у твоей помрежки Норы. Она тебя помнит, любит, переживает и все такое. Очень надеется на твое возвращение.

— Что было, прошло. Похоронено и забыто…

— Решила убежать от сложностей жизни? — наивно поинтересуется он. — Спрятаться в монастыре, как улитка в раковину? Не думал, что ты до такой степени труслива! Хоронить себя заживо, лишать себя всех радостей жизни… это… выше моего понимания!

Тут, конечно же, Надя не выдержит! Глаза ее засверкают праведным гневом.

— Каких радостей!? — заорет она со всем пылом незаурядного актерского темперамента. Может, даже ударит кулаком по столу? Хотя, вряд ли, не ее стиль!

— Ваш мир погряз в жестокости, лжи и насилии! — прямо ему в лицо станет она швырять, одно за другим, жестокие, но справедливые слова. — Тысячи, миллионы униженных и оскорбленных, тысячи бездомных детей, обманутые, оплеванные старики, униженные и растоптанные старушки! Встряхнись, милый! Взгляни хотя бы на ваше хваленое телевидение! Потоки грязи и убийств! Насилия и похоти! Растление малолетних уже стало проявлением доблести! Похабные дикторши наперегонки сообщают: там, изнасилование, там, три трупа, там, сексуальное извращение! При этом ты посмотри внимательно на их лица! Они испытывают восторг и упоение! Чем страшнее, тем упоительнее восторг! Ваш мир катится в пропасть! И никто из вас не спасется!! Никто!!!

— Кроме тебя, — вставит он. И добавит. — Аминь!

— Бог даст… — прошепчет она, закатив глаза к потолку. — Бог даст…

— Стало быть, назад дороги нет? — спросит он.

— Добровольно!? — вскричит она, как в древнегреческой трагедии. — В ваш свободный мир со звериным лицом? Никогда-а! Лучше в прорубь башкой!

Тут он остановится посреди кафе и начнет… аплодировать. И одобрительно кивать.

— В чем дело? — подозрительно прищурив глаза, спросит она.

— Ты в блистательной форме! Как я и думал. Появились новые драматические нотки.

Он резко перестанет аплодировать, сунет руки в карманы джинсов. И скажет:

— Если думаешь, что меня хоть на секунду тронула вся эта ахинея, которую ты так вдохновенно городила… сексуальные трупы, растление дикторш на телевидении… то ты глубоко ошибаешься! Я тебя насквозь вижу. Выбрала себе новую роль? Не самую удачную, между прочим. Не хватало только выкриков. «Бесноватые демократы! Оголтелые коммунисты! Чума на оба ваши дома-а!».

Тут на сцену выступит хозяйка кафе. Она выйдет из-за полиэтиленовой занавески и, улыбаясь, подплывет к их столику.

— Можно у вас попросить автограф? — спросит она Надю.

— Меня!? — удивится Надя. Лицо ее так и вспыхнет затаенной радостью. Актриса, она и в монастыре — актриса.

— Я вас сразу узнала! Вы — Мальва! Мои девчонки с ума от вас сходят! Все диски ваши собирают. Не поверят, что я вас видела вот так… живьем!

— Ты недооцениваешь свою популярность! — с нажимом добавит он. — Тебя знают на каждом посту ГАИ. Все подряд задают только один вопрос, когда ты опять появишься на сцене, на телевидении?

— Ждут меня, не дождутся, — проворчит Надя.

— Подпиши, что тебе стоит. Для тебя пустяк, для девчонок праздник души.

Надя небрежно, не глядя, распишется на собственной фотографии. Хозяйка исчезнет.

— Честно говоря, ты поразительно изменилась.

— Естественно, — насторожившись, подтвердит она.

— Совсем недавно от тебя просто волны шли. Волны…. Все мужики сразу стойку делали. А теперь… — вздохнув, добавит он. — Ничего не ощущаю.

— Совсем? — помолчав, спросит она.

— Нет, слегка есть…. Но очень мало. Ты стала какая-то… никакая. Обуздание страстей — дело, конечно, хорошее. Но не до озверения. Раньше была пылкая, взбалмошная, красивая молодая женщина. Способная послать к черту все условности и с головой нырнуть…

— Встань, пожалуйста! — неожиданно с затаенной злостью попросит она.

— Зачем?