Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919)

Family Maxim Gorky

Moscow

With respect and sorrow include myself memory great Teacher my generation and dearest friend stop please accept my sympathy

Rutenberg

Позднее, когда в журнале «Русские записки» появились воспоминания о Горьком, принадлежавшие близкой знакомой Рутенберга Т.И. Манухиной (см.: Таманин 1938: 117-34), он выписал из них следующий фрагмент, сопроводив его краткой комментирующей репликой: «Со многим нельзя согласиться, но это верно!» (RA):

Повышенная эмоциональность Горького была связана с болезненно-обостренной нервной возбудимостью. Нервная система у него была хрупкая. Равновесие душевных сил неустойчивое. Он плакал легко и по самым разнообразным, даже неожиданным, поводам: от восхищения природой, красивым поступком, от сострадания, от умиления чьей-либо одаренностью. <…> Если он кого-нибудь ненавидел, то ненавидел всего человека, до начертания его имени, до звука его голоса… Он был склонен к бреду и галлюцинациям. Ему делалось дурно под влиянием какого-нибудь сильного впечатления или ошеломляющей, радостной или скорбной, вести (С. 121).

Пожалуй, ни одну смерть Рутенберг не воспринял столь остро и среди кумиров его поколения никто не становился для него в такой степени символом времени и учительства, как Горький. В этом сказывалась не только их личная связь и дружба, не только широкий международный авторитет русского писателя, но и определенная «большевизация» Рутенберга, которая произошла с ним в середине 30-х гг. и сквозь призму которой он рассматривал многие события в мире.

В то же время при всех современных переоценках личности, творчества и деятельности Горького как писателя и общественной фигуры нельзя не сознавать его тесной связи с влиятельнейшими политическими и культурными процессами в мировой истории XX века. Одним из этих процессов был сионизм – идеология, ставшая политической практикой и приведшая к возникновению еврейского государства. Для Рутенберга горьковское юдофильство, чему он был живым и непосредственным свидетелем, являлось одним из важнейших начал гуманизма и подлиной интеллигентности. Выйдя из революционных кругов, Рутенберг хорошо знал по собственному опыту, что оно отсутствовало у многих его современников, включая идейных единомышленников и даже близких друзей и «товарищей по оружию».

________________________

1. Первоначальный вариант этой главы опубликован в виде статьи: Хазан 2008: 300-24.

2. Письмо Б. Кацнельсона М. Бейлинзону от 2–3 января 1930 г. // Цит. по: Агурский, Шкловская 1986: 499.

3. В своей монографии о Рутенберге Э. Шалтиэль пишет:

Отношения Рутенберг-Горький представляют собой весьма заманчивую область исследования, которая до сих пор до конца не разработана. Ученые, для которых были созданы препятствия в работе с горьковскими документами, не сумели исследовать этот вопрос как следует. Профессор Еврейского университета в Иерусалиме Михаэль Агурский рассказывал мне, что в Архиве Горького в Советском Союзе он обнаружил по крайней мере 10 писем Рутенберга к Горькому, написанных в течение 1925–1935 гг. По его словам, в этих письмах поднимаются разнообразные темы: частично они носят личный, семейный характер, в некоторых обсуждаются вопросы общественного содержания. Рутенберг, к примеру, организовал визит Берла Кацнельсона к Горькому в Италию в 1930 году. Письма Рутенберга свидетельствуют о его тесной близости к Горькому (Shaltiel 1990,1: 295-96).

4. Дж. Вудворд, по недоразумению считающий, что Рутенберг носил партийное имя Василий Петров (см. прим. 3 к I: 2), впадает и в другую ошибку, сообщая, что историю, легшую в основу «Тьмы», писатель услышал от Горького: «Among the many stories which Gorky related to Andreyev was one involving Rutenberg and prostitute…», и далее дважды так и называет ее: «горьковская история о Рутенберге» – «Gorky's story about Rutenberg» (Woodward 1969: 178-80).

5. В комментариях к Полному собранию сочинений и писем Горького (Горький 1997-(2007), VI: 460) упоминается статья Антона Крайнего «“О Шиповнике”», где она в связи с драмой Л. Андреева «Жизнь человека» и его рассказом «Елеазар» писала: