Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919)

Я люблю Россию, землю, где я родился, – писал Рутенберг вслед за пессимистическим прогнозом о росте антиеврейских настроений. – Люблю как за те малые радости, так и за те многочисленные страдания, что испытал в ней. За все то, что она дала мне, за все, что вдохнула в меня. Я связан с ней всеми фибрами своей души. Она моя, и никто не способен вырвать из моего сердца это чувство. Я знаю, что огромное большинство евреев мыслят и чувствует, как я. Как я, они любят свою родину, несмотря на то, что она им не родная мать, а суровая мачеха.

Но нет родины другой (там же: 23).

Это были не пустые слова. Патриотизм Рутенберга носил деятельный характер. Приехавший в США по вопросу о русских военнопленных K.M. Оберучев¹⁰ нашел в нем отзывчивого и надежного помощника. Впоследствии Оберучев вспоминал:

Имя Рутенберга мне знакомо давно как имя партийного работника, но только в Нью-Йорке, куда я неожиданно для самого себя отправился в половине 1916 года, я встретился с ним. Он тоже случайно там оказался.

Он горячо откликнулся на мой призыв прийти на помощь нашим обездоленным военнопленным и пробудить интерес к их доле среди огромной еврейской колонии в Соединенных Штатах, с которой у него были прочные связи (Оберучев 1930: 433).

После того как разразилась война, рассказывал Рутенберг в своей брошюре, первой мыслью было броситься в Россию и защищать ее с оружием в руках. Но позднее, и в особенности под воздействием начавших приходить официальных новостей и слухов о массовом выселении евреев из прифронтовой полосы, облавах в крупных городах, об отношении к евреям как «внутреннему врагу» и предателям, сознание того, что правительственная политика национального угнетения и бесправия осталась неизменной, преодолело в нем первый эмоциальный порыв. Вопреки реальным фактам, едва ли не весь еврейский народ был объявлен «пятой колонной», в то время как, пишет Рутенберг, немецкими шпионами были люди из русской аристократической среды, занимавшие высокие должности, например, полковник Генерального штаба Мясоедов (там же: 26-7)¹¹.

Рутенберга не мог оставить равнодушным тот факт, что в то время как полмиллиона еврейских солдат в составе русской армии гибли на полях войны, еврейских девушек не подпускали к службе в учреждениях Красного Креста, а евреев, бежавших из неприятельских стран или из мест военных действий и остановившихся у своих знакомых или родственников, подозревали в шпионаже и немедленно выселяли, и это распространялось даже на раненых солдат «Моисеева вероисповедания». Автор брошюры выражал надежду, что война поможет России сбросить гнет подлинного внутреннего врага – «вырожденного, бездарного и преступного самодержавия».

«Внимая ужасам войны», Рутенберг писал, что русские войска глумились над мирными еврейскими жителями Галиции, громили и вешали их без разбора. Евреи превратились в главную жертву военной бойни. Русский генерал Ренненкампф, которого Рутенберг иронически называет «истинным русским», намекая на его немецкое происхождение, подойдя к границам Пруссии, устроил там такие зверские еврейские погромы, каких не припомнит история (там же: 26)¹².

Позднее, в статье «Два года назад <3>» (Di varhayt. 1916. 20 августа), Рутенберг вновь припомнит погромщика-генерала: