На конференции были представлены все слои евреев: рабочие и миллионеры, анархисты и раввины, сионисты и бундовцы. Конгресс малого масштаба. Но все чувствовали серьезность задачи, ответственность за обсуждаемые темы. Чикагская конференция была первым конкретным доказательством того, что планируемый и выстраданный конгресс – это
С текстом решений этой конференции я вернулся в Нью-Йорк и, оперируя ими, начал добиваться главной цели – созыва предварительной конференции.
Для Национального рабочего комитета по-прежнему все шло хорошо, т. е. конгресс был почти мертв. И Комитет с места не сдвигался. Американский еврейский комитет, поддерживаемый Комитетом рабочих, тоже не вдохновлялся решениями Чикагской конференции. Комитет конгресса со своей стороны обидела наглость «провинциальной» конференции, которая еще при этом отказалась дать нью-йоркскому Комитету из собранных взносов «даже цент».
Имея деньги, чикагский Исполком сам начал рассылать письма и циркуляры…
Филадельфийские делегаты объявили нью-йоркскому Комитету, что они поступят так же и присоединятся к чикагцам, если Комитет конгресса не предпримет конкретных шагов по созыву предварительной конференции.
Со своей стороны, я распространил решения среди других городов. В результате Балтимор принял аналогичное решение.
И это помогло.
Американский еврейский комитет не желал участвовать в конференции, поскольку Комитет конгресса отказался ограничить заранее конференцию тем, что конгресс будет проведен после войны.
Большинство Национального рабочего комитета, видя, что созыв конференции становится реальностью, отозвало свое прежнее решение о том, что только конференция может установить время проведения конгресса. Они приняли другое решение, «секретное», что «ради интереса конгресса» и «для реализации своего мандата, данного им конференцией рабочих», комитет «должен» делать то, чего желает Американский еврейский комитет.
Национальное социалистическое меньшинство тогда решило отколоться от Национального комитета рабочих и совместно с Исполкомом конгресса самим созвать в Филадельфии конференцию 26 марта.
Общественное мнение, энергия масс получили конкретный объект, вокруг которого можно было объединиться.
Опять началась шумиха с «борьбой», но таким образом конгресс был спасен.
Это было лишь два года назад…
Сербский террорист, борясь за свободу своих боснийских братьев, убил в Сараеве австрийского эрцгерцога и его супругу.
Австрийское правительство, которое уже давно решило завоевать Сербию, использовало этот случайный повод и объявило маленькой сербской стране войну.
Политическое равновесие в Европе, «вооруженный мир», достигнутый и удерживаемый с таким трудом, лопнул. Исторически наболевшие национальные вопросы и интересы, запутанные и искаженные материальные и духовные проблемы старой, великой Европы сразу же ясно проявились и требовали немедленного, радикального решения. А решение это стало возможным только кровью, «огнем и мечом».
Не правители, а народы стали друг против друга и начали душить и стращать друг друга… Мобилизовав для этого все свои моральные и материальные силы…
Многие не верили в возможность такой страшной катастрофы, не могли ее себе представить.
Ответственные выполняли свои обязанности и предприняли необходимые меры, чтобы предотвратить эту большую опасность.
Вся культурная жизнь, все ее формы и проявления, которые человечество вырабатывало из поколения в поколение, без которых оно себя не могло представить, все – почта, телеграф, телефон, судоходное и железнодорожное сообщение, собственность, деньги, личная свобода, человеческая жизнь… все, все культурные ценности, понятия, средства одним разом обесценились, потеряли свою бессмертную ценность и уступили дорогу чему-то незнакомому, пугающему, независимому. Оно становилось все больше и больше. Оно все ближе и ближе надвигалось на ошарашенное, растерянное, изумленное человечество. Оно раскололось на два смертельных лагеря, ставших друг против друга.
Пока не разразилась кровавая мировая катастрофа.
Вот несколько выдержек из моего дневника того времени.
Август 8, 1914. Интересы России и ее честь в опасности. Если бы не нужно было присягать царю, то я бы ушел добровольцем в русскую армию, чтобы быть вместе с народом, за который мы боролись в такой момент, чтобы защитить честь, плечом к плечу со всеми встретить опасность.
Невозможно сидеть в такое время на богатой Ривьере и дискутировать с друзьями о «судьбе Европы». Италия, конечно, вступит в войну, и на стороне Антанты. Я с ее солдатами пойду волонтером. Фактически это так же абсурдно, как вступить в русскую армию. И здесь, и там я чужой человек, но специфический мастер – «еврей».