– Не помню. Даже больше тебе скажу – не видела.
– Вот ты какая. С меня преступников требуешь, а сама даже разглядеть их толком не догадалась, – вздохнула Зинаида.
Теперь уже Нюра почувствовала себя виноватой:
– Зато… зато ко мне приходили из милиции, и я им ничего не рассказала.
– Вот это ты мне сувенир подарила, – съязвила Зинаида. – Лучше бы рассказала, быстрее бы дело пошло.
– А если мне больше нечего рассказывать? А остальное они и так знают. Ты, Зина, ищи себе спокойно. Я вот так подумала: в глаза-то преступнику я в любой момент могу посмотреть, правда же? Мне сначала надо в себя прийти, чтобы волосы, лицо и все остальное стало как прежде. Чтоб его совесть заела, как меня увидит, что он такую красоту хотел из-за каких-то брюликов…
Даже на больничной койке Нюрка оставалась себе верна – она твердо верила, что попала в такую ситуацию только из-за плохого освещения. Ну не успел негодяй разглядеть всех ее достоинств, а оттого и грохнул по такой умной и, главное, красивой голове.
Домой Зинаида возвращалась совсем не в радужном настроении. Как бы там ни было, Нюрка права – время идет, а Зинаида ни на шаг в расследовании не продвинулась. И еще одна мысль глодала сыщицу. Тюрину-то она, конечно, успокаивала, но сама понимала – если преступник позвал Нюрку по имени, значит, их встреча была не случайной. И ведь никто ему не сообщит, что Нюрка не разглядела нападавшего. Поэтому, едва станет известно, что Тюрина жива, на нее запросто может случиться новое нападение. Бандиты не захотят оставлять свидетелей. Только теперь они будут бить наверняка.
Дома Зину встретили бурным восторгом – приехала Степанида Егоровна с дочерью Любой, и теперь две тучные женщины просто-таки повисли на худенькой, щуплой Корытской.
– Ой, Зин! У нас столько новостей! – визжала Любочка и снова прыгала плотной тушкой на тощую грудь подруги.
Не так давно Степанида Егоровна и Любочка жили в комнате, где теперь проживали Поповы (Поповых-то они прислали, чтобы комната не пустовала). Вместе с Зинаидой женщины прошли через тяжкие испытания, а Любочка даже претерпела любовное приключение, в результате коего выскочила замуж за сельского ветеринара. Степанида же Егоровна нашла в деревне свое призвание – занялась строительством коттеджа. Вспомнить им было чего, а потому встреча получилась горячей и многословной.
Чуть позже, за накрытым столом, Любочка со знанием дела докладывала, сколько у них в хозяйстве уток и кур, сколько поросят принесла молодая свинья Акулина и какой замечательный сыр получается из молока их коровы.
– Нет, ты попробуй! – толкала она здоровенный желтый кусок прямо в рот подруге. – Горчит, да? Ну правильно, он немножко горький, так это потому, что я еще правильно делать не научилась. Но все равно уже хорошо, потому что сначала у меня сыр получался – умереть не встать! – кислый и вонючий. Уж мы с Петей его выбрасывали, выбрасывали, а мамаша все время обратно притаскивала. Мурзинька, кисонька моя золотая, давай-ка я тебе окорочок дам… Сами делали!
Любочка щедро отхватила ножом приличный шмат окорока и бросила коту. Тот, довольно урча, принялся обхаживать добычу, выбирая, с какой стороны лучше к ней подобраться. Уже было совсем приноровился, и тут кусок утянула чья-то быстрая рука. Мурзик возмущенно завопил.
– Нелька, язви тебя! Не позорь коммуналку! – взревел Григорий, завидев, что соседка спрятала кусок окорока себе в рукав. – Отдай животному кусище!
– Обойдется, – недовольно надула губы Неля. – Я его потом в водичке обмою да сама и съем за милую душу. Мурзинька, я тебе потом кашки дам. Ну заткнись же, чего орешь-то?
– Какой стыд! – ухватилась за бледные щеки Юнона. – Любочка, ты не подумай, мы ее кормим. Неля, ну какой стыд!
Люба не сводила с Нели растерянного взгляда. Потом опомнилась, отрезала огромный кусок розового окорока и протянула женщине:
– Вот, возьмите, зачем же с полу-то…
– А мне хоть бы и с полу! – лихо тряхнула мелкими кудряшками Неля. – Я же не буржуйка, как наши Поповы. У меня мясо штабелями не валяется, я и с полу могу.
– И где у нас мясо штабелями? – уперла руки в бока Юнона. – Ты чего городишь-то? Гриша, ну чего она, а? Ты бы хоть заступился, откуда у нас в комнате штабеля? Люб, ты ее не слушай, она у нас больная немножко, а иногда и вовсе прям дура дурой.
– Я дура, да?! – задохнулась от возмущения Неля. – У них, главное, на балконе целые стада банок с самодельной тушенкой. Уже просто так мясо в брюхо не лезет, так они тушенку варят. И ведь нет чтобы угостить баночкой – на, мол, Неличка, скушай, сделай милость… Сами ночью под одеялом жуют, чтоб никто не попросил. Я все видела! Я, может, специально подглядывала!
Зинаида только качала головой. На самом деле Неля тут уж перехватила через край. Юнона столько раз жаловалась, что Гриша зарабатывает сущие крохи, им двоим еле-еле на хлеб хватает, недаром же они поочередно толкутся в Зинином баре. Так что с мясом явный перебор. А Юнона оглушительно шептала Любочке на ухо: