Пиноктико

— А тебе не кажется, что твой отец просто отказался от тебя? — прервала меня Дженни.

Я не ожидал от неё такое услышать… Я понял, что не могу адекватно реагировать на её слова, наверное, ещё не совсем очнулся от дневной грёзы… В которой Ахим, пролетая мимо, показал мне нос…

— Дженни, ты чего? — сказал я. — Я же тебе всё рассказывал…

— Вот именно потому что ты мне всё рассказывал, именно поэтому я и говорю… На основании того, что ты мне рассказывал…

Я тряхнул головой и попросил официантку, как раз оказавшуюся возле нашего столика, принести мне двойной эспрессо…

— А Уртюп? — сказал я. — Если ты такая умная, что ты скажешь об Уртюпе?

— Об Уртюпе мне нечего сказать, — ответила Дженни, — потому что никакого Уртюпа нет.

— Как это? — опешил я. — Как это нет? А кто же только что стрелял у тебя сигарету?

— Просто прохожий пеннер[42]…

— Но я же тебе говорил, он нападал на меня на вокзале, он толкал меня у Изара, он отталкивал мою руку в трамвае… И он пытался вытолкнуть Ахима из моей головы! Прямо в пропасть! Дженни, ты что, мне не веришь?

— Это всё были разные пеннеры…

— Почему ты так думаешь?

— Я уверена. Ты только что упоминал «Соглядатая». А я тебе скажу: твоя игра «в уртюпа» больше похожа на отчаяние…

Я сначала именно так это услышал, без кавычек, пока Дженни не переспросила:

— Ты читал этот роман?

— Да, конечно, ты же знаешь, как я отношусь к Набокову… Мой любимый наркотик. Но этот роман я читал очень давно и плохо помню. Я даже лучше помню экранизацию Фасбиндера… Так что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что ты находишься ближе к «Отчаянию», чем к «Соглядатаю»… Потому что в «Соглядатае» два человека оказались одним, а в «Отчаянии» — наоборот…

— Подожди-подожди, ты что-то путаешь, Дженни… Там и было всё время два человека, изначально, в «Отчаянии»…

— Ну да, но он думал, что это его двойник, а оказалось, что это ему только привиделось, вспомни… А двойники — это же не совсем разные люди… Так что тебе нужно перечитать «Отчаяние»… И ни в коем случае не перечитывать «Соглядатая».

— Да не хочу я вообще ничего перечитывать!..

— Или так, так даже лучше….

— Но, как ты думаешь, уртюпы действительно похожи друг на друга или только для меня они на одно лицо?

— Знаешь, если честно, когда он возник у нашего столика, мне показалось, что я его где-то видела…

— Вот, наконец-то!

— Может быть, я и в самом деле его видела, почему нет? Или я узнала его по твоим описаниям? Но, возможно, ты прав, в нём есть что-то типическое…

— Ну вот, — удовлетворённо кивнул я и глотнул эспрессо, — а то всё показалось, всё померещилось… Мне вот только что отец родной показался — из-за туч, и состроил гримасу… Вот такую…

Я приставил большой палец к носу, покрутил в воздухе четырьмя остальными… Дженни потянулась ко мне своей лапкой…

— Не буду я ничего перечитывать, — проворчал я, — может быть, посмотрим лучше Фасбиндера, раз ты не видела… Фильм, кстати, называется «Отчаяние, или Путешествие в Свет»…

— О’кей, — сказала Дженни, — давай так и сделаем… Но книга ведь лучше…

— Дженни, с каких это пор ты говоришь пошлости? Фасбиндер сделал совершенно другое…

— Но книга всё равно лучше…

— Ты же не видела фильм!

— Я уверена… Ладно, хватит… Кстати, а ты видел фильм, документальный фильм о Набокове? Нет? Замечательный… Например… Оказавшись в Германии, Владимир Владимирович пробовал зарабатывать деньги любыми путями, говорит голос диктора, после чего следуют кадры с боксёрами на ринге, смешными такими, тук-тук, старая хроника… Диктор поясняет, что он зарабатывал, давая уроки.

— Чего?

— Да практически всего. Шахматы, языки, математика, бокс… Бокс выбрали как самое неожиданное, шахматы были бы банальностью, а про бокс я, скажем, не знала… Ещё, кажется, футбол…

— Да, в футбол он играл…

— Но не только этим, не только учителем или тренером…

— А что ещё он делал?

— Он пытался торговать…

— Вот в это я уже слабо верю. Вспоминая едкую страницу из «Дара», посвящённую торговцам…

— И тем не менее…

— И что же он продавал?

— Свою тень!

— Кому он её продал?

— Немецкому кинематографу!

— Да ты что?

— Да! Кому-то из тогдашних экспрессионистов!

— Дженни, ты шутишь…

— Какие шутки, там показывали кадры из этого фильма! Набоков играет там вампира, но видна только его тень — вампира, который спускается по лестнице, с такими длиннющими пальцами-когтями, ссутулившись, очень смешно, на самом деле… И это его единственная роль в кинематографе! Тень — он продал свою тень дьяволу, Йенс…

— Ну, в то время немецкий кинематограф уж точно не был дьяволом…

— Я имею в виду, что он это сделал, как Петер Шлемиль — из повести Шамиссо… И потом точно так же менял страны, коллекционировал… Только не растения, а бабочек.

— Какая разница… Всё равно засушенных…

— Ну да… A propos, твой сушёный Уртюп… Мне теперь кажется, что это он стоял за воротами — у Морица…

— Дженни, о чём ты?