Пиноктико

— Йенс, а ты уверен, что тебе сейчас так уже нужно вести машину? Может быть, ты её оставишь, например, вон там…

— И дальше? Я даже не помню номер, как вызывать такси…

— А ты пойдёшь со мной. Я тебя приглашаю.

— Куда?

— Туда, — сказала Штефи и показала вверх указательным пальцем.

Собственно говоря, я не думал продолжать эти записки. Потому что, полистав их недавно вспять, я был в очередной раз разочарован, а переписывать не хотел. Ради чего было мне корпеть над ними, где могло быть вознаграждение за мои труды…

Да и потом, мне казалось, что я всё уже сказал, приступ говорливости был инспирирован… Моим выдающимся родителем, но опять же, я не думаю, что Ахим завещал мне стать писателем, в конце концов, он мне желал добра… И не завещал при этом, кстати, состояния, подобно отцу Поля Остера… Остер писал где-то, что если бы отец не оставил ему столько денег, хрен бы он стал писателем, он не дурак…

Я хочу продать квартиру и пуститься в путешествие… Не обязательно кругосветное… Но столь же длительное.

Что касается записок… Я думаю заменить ими картон, заложенный в рудимент почтового ящика во входной двери моей — пока ещё — квартиры…

О том, что я буду делать по возвращении в Фатерлянд, я почти не задумываюсь…

Ну а что, при таком образе жизни, который я до сих пор веду, недвижимость — скорее обуза… Из-за неё мне не светит пособие для убогих, даже если я истрачу все деньги, до последнего цента, и так и не придумаю себе ремесло…

Это не очень-то честно, да, но я ведь собираюсь так поступить только в крайнем случае.

Я хочу начать новую жизнь в одной из стран, скорее всего, не этого континента…

Но всё это пока что остаётся в мечтах или в кошмарах, если вы принадлежите к тем, для кого за границей Германского мира — только кольца руин, как вам будет угодно…

Я возобновил свои записи после того, как Штефи, что называется, «попала пальцем в небо». Ночью, на пустой заправке, к которой за то время, пока я заливал в баки горючее, а потом общался, впервые за два года, со своей бывшей, со всех сторон подтянулся такой густой туман, что, когда эта самая бывшая предложила мне оставить машину и куда-то там пойти наверх вслед за ней, я подумал, что, может быть, это и не такая плохая идея… Потому что на следующем перекрёстке я уже встречу Дженни… А я не готов к встрече с ней… Так что лучше уж, пока суд да дело, вслед за material girl… In material world…

По правде говоря, была и другая причина, вполне очевидная, если предположить, что когда-то я испытывал по отношению к Штефи что-то вроде «great love»…

То это чувство в принципе никуда не улетучивается, но остаётся, как тяжёлый дым в рассказе Фолкнера… Или того же Набокова — у которого дым развязывает язык и дальше «дихтер дихтет»[87], в бреду подбирая слова…

У Фолкнера же с помощью этого самого дыма судья заставляет обвиняемого во всём сознаться…

На самом деле никакого «тяжёлого дыма» в коробке, конечно же, не было — обвиняемого, что называется, развели…

— Ну ладно, так ты идёшь со мной? А то я замёрзла. — Штефи передёрнула плечами и ударила сапожком об асфальт… А потом о другой сапожок…

— Штефи, ты что, куда «идёшь»? В два часа ночи, ты же знаешь этот район… Только разве что в «Цахесе» ещё не спят… Хотя я и там умудрился уснуть, в центре зала, я сейчас оттуда…

— Ты ошибаешься, — улыбнулась она, — в «Пентхаусе» всё в полном разгаре.

— Где-где?

— «Пентхаус» — это просто клуб, диско, такое же, как «Цахес», но поменьше… Пойдём со мной, это прямо над заправкой…

— А я думал, что в башнях над заправками — бензохранилища…

— Йенс, не смеши меня, — хохотнула Штефи, — «он думал»!

Мы вошли внутрь, я расплатился за бензин, Штефи за трамеццини с тунцом, которые она поедала на ходу… Она провела меня к двери, за которой оказалась лестница… Навстречу нам сбежали двое юношей, Штефи они знали и радостно приветствовали…

— Только я с другом, — сказала она перед входом в зал, где грохотала музыка и в дыму мелькали ноги, — я хотела ещё поговорить с тобой тет-а-тет… Поэтому пройдём вон туда для начала… Там тоже зал, но маленький…

Это был, скорее, тупик коридора, завешенный парчовым занавесом… Там стояли нелепые кресла, в одно из которых погрузилась Штефи, я же сел напротив, на такой пуфик…

Впрочем, вскоре Штефи пересела ко мне на колени…

Странно, что всё может быть так же, как в первый раз… Желание, которое я чувствовал, было ничуть не меньше… Я бы даже сказал: оно было сильнее…

Но Штефи вдруг оказалась на ногах… Она стояла передо мной… Она была чертовски красива в тот момент… Я едва разбирал слова, весь этот «транс-трэш-хаус» грохотал совсем рядом, за стенкой…

— Штефи, дорогая, что ты сказала? Я не расслышал.

— Ты издеваешься.

— Да нет же. Я сейчас не совсем адекватен, к тому же музыка…

— Я предложила тебе стать четвергом, — повторила она.

— Что это значит, я давно читал Честертона, Штефи, объясни…

— Честертон тут ни при чём. Я сказала тебе, что уйти от Конрада в данный момент я не могу. Мы живём в одной квартире, только что съехались… Но я тебе предлагаю — если ты хочешь — встречаться. Четверг для меня самый удобный день. Согласен?