Пион не выходит на связь

– Саня! Если у тебя есть деньги, то на рынке можно купить все, что ты пожелаешь: продукты, золото, женщин. Сейчас водка, табак, спички и мыло – самый ходовой товар. За этот товар люди готовы отдать все – деньги, золото, камушки.

– А ты чем платишь? Я не думаю, что у тебя столько денег, чтобы ты вот так, каждый божий день, пил водку? Глядя на тебя, Павел, я бы никогда не подумал, что ты – миллионер. Раз все это так дорого, тогда скажи мне, откуда у тебя деньги? Мне тоже нужны деньги, где мне их взять?

«Раз повелся на деньги, значит, точно в бегах, – решил Павел. – На работу он устроиться не может, его там сразу повяжут, сбережений нет. Вот и интересуется деньгами. Ничего пока предлагать не буду. Пусть дойдет до ручки, вот тогда он будет согласен на все».

Романов достал из кармана кисет и демонстративно бросил его на стол. Он сразу заметил неподдельный интерес в глазах своего фронтового товарища.

– Кури, Саня, угощаю, – произнес он с неким пафосом. – Это хороший табак, не махра.

Тарасов скрутил цигарку и закурил. Нужно отдать должное, табак у него действительно был хорошим.

– Слушай, Павел, ты мне почему-то так и не ответил, откуда у инвалида войны такие деньги. Ты же не клад нашел, и не мамка твоя оставила тебе такое наследство?

«Что ему ответить? – снова подумал Романов, продолжая рассматривать Александра. – Интересно, почему у него кубарь в петлицах? Он же тогда был сержантом, а здесь младший лейтенант? Наверняка, живет по чужим документам».

– Есть вещи, Саня, о которых не принято рассказывать даже близким и хорошим друзьям. Вот я посмотрю на тебя, может, и приглашу в одну компанию. Много денег не обещаю, но на жизнь хватит.

Они еще выпили. Тарасов посмотрел на часы и стал прощаться с Романовым. Выйдя на улицу, он направился к себе домой.

***

Романов поравнялся с охранником и положил на его стол сверток, в котором были кусок хлеба, луковица и небольшой кусочек свиного сала. Охранник привычным движением ощупал его карманы и, убедившись в том, что в них ничего, кроме кисета с табаком и спичек нет, развернул сверток.

– Проходи, буржуй, – со злостью коротко бросил он и сел на табурет. – Откуда только у человека столько денег. Каждый день жрет сало.

– А ты мне не завидуй. Я ногу потерял, защищая Родину, а ты здесь сидишь, штаны протираешь.

Павел сунул сверток в авоську и, медленно ковыляя, направился в машинный зал насосной станции. Он открыл свой ящик для одежды и сел на лавочку, стоявшую вдоль стены. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он открутил набалдашник на одном из костылей. Из полой трубы выпал небольшой кусок аммонита. Он аккуратно положил взрывчатку на обрывок газеты. То же самое он проделал и со вторым костылем. Засунув взрывчатку в карманы брюк, он направился в машинный зал. Стояла ночь, и там не было ни души. Отложив в сторону костыли, он нагнулся и сунул взрывчатку в отверстие под массивной станиной, на которой крепились электродвигатель и мощный электрический мотор. Закрыв отверстие изнутри куском металла, он заковылял обратно к себе в комнатку. Сев за стол, он достал из кармана брюк кисет и свернул цигарку. Глубоко затянувшись дымом, он закрыл глаза и мысленно представил, что здесь произойдет в момент взрыва.

«А если Пион меня обманет и взрыв произойдет в тот момент, когда я буду вставлять запал и устанавливать часовой механизм? Почему я должен верить этому человеку, ведь он мне никто и я для него тоже? Как нас там учили: нельзя оставлять в живых свидетелей, которые что-то знают о тебе. Ведь это придумал не я, а, наверняка, умные люди. Вот и я в этом деле лишь простой исполнитель», – подумал Павел. От этих мыслей ему стало как-то не по себе. После того, как он добровольно сдался в плен, он никому не верил, ни своим, ни немцам. Не зная почему, но он сейчас вспомнил тех офицеров и евреев, которых сдал немцам.

«А ведь они мне верили, – подумал он, – а я их взял и сдал за пайку немецкого хлеба. А что было бы со мной, если бы не стал этого делать? Расстреляли? Вряд ли. Таких как я, кто добровольно перешел к ним, у них были тысячи, всех бы не расстреляли. О чем ты сейчас жалеешь, Романов? Жизнь не пленка, и ее невозможно перекрутить назад. Ну не сдался бы им, то как Тарасов, доказывал бы НКВД, что не верблюд».

Моторы электродвигателей работали монотонно, и он уже давно привык к их шуму и не обращал на это внимание. Вдруг среди этого шума он услышал чьи-то голоса. Он взял в руки костыли и вышел из комнатки. Из-за колонны появился начальник ночной смены. Заметив Романова, он направился к нему.

– Что скажешь, Павел? – спросил он. – Все в порядке?

– Замечаний нет, Владимир Владимирович. Все крутится и вертится.

– Это хорошо. Давление проверял?

– Нет еще, я только что заступил на смену. Евгений пишет, что все в порядке.

– Доверяй, но проверяй, – произнес начальник смены. – Пойдем вместе посмотрим.