Пион не выходит на связь

Романов разлил самогон по стаканам и испытующим взглядом посмотрел на Тарасова. Александр сразу догадался, что Павел готов что-то рассказать ему, но никак не может решиться.

– Что ж, Павел, если не хочешь помочь своему старому приятелю, я больше к тебе по этому вопросу обращаться не стану. Я сам попытаюсь достать деньги. Ты знаешь, я больше не могу смотреть на жену, как она делит хлебную пайку на детей и на меня. Впрочем, тебе этого не понять, сытый голодному не товарищ. Ладно, давай выпьем.

Тарасов поднял стакан и, не чокаясь с хозяином дома, опрокинул его в себя. Он взял двумя пальцами соленый огурец и с хрустом откусил половину. Павел выпил. Он поставил стакан на стол и, схватив Александра за лацканы шинели, с силой подтянул его лицо к своему.

– Деньги, говоришь, нужны? А кому они не нужны? Но деньги надо зарабатывать, а не выпрашивать.

Тарасов оторвал его цепкие пальцы от отворотов шинели и оттолкнул его в сторону.

– Ты меня «на ура» не бери, Павлуша. Я к тебе пришел не милостыню просить. Ты хорошо знаешь, что я умею делать. Если я нужен твоим друзьям, то я готов работать! Любая, даже самая грязная, работа меня сейчас устроит, потому что мне нужны деньги, продукты. Ты только мне скажи, что нужно делать?

– Работать, значит, хочешь, это хорошо. Будет для тебя работа, не испугаешься? Ведь то, что я тебе сейчас предложу, связано с большим риском для жизни.

Александр понял, что Павел готов ему что-то сообщить, и поэтому с нескрываемым интересом посмотрел на него.

– Ну, что за работа? Ну, говори же, не томи! Я на любую работу соглашусь! – выпалил Тарасов. – Ты же знаешь, что я смерти не боюсь!

– А на предательство Родины ты согласишься? – спросил он его и нервно засмеялся. – Да, да, я не шучу. Ты готов на это?

– Если за это я получу деньги, которые так необходимы для моей семьи, то почему бы и нет? Родина для меня – это благополучие моей семьи.

– Я надеюсь, что ты это серьезно. А то завтра вдруг испугаешься и побежишь сдаваться в НКВД?

– Не бойся, Романов. Меня в НКВД никто не ждет. Мне сейчас без разницы, где погибать, здесь или там, на фронте.

– Тогда давай, выпьем, Саня, – произнес Павел и разлил остатки самогона по стаканам.

***

Тарасов пожал руку майору Виноградову и, попрощавшись с ним, направился в сторону Зилантовой горы. Майор был доволен его докладом и не стал скрывать свои чувства.

– Молодец! Смотри не переиграй. Эти люди прошли специальную подготовку в разведшколе и поэтому готовы на все, вплоть до устранения неугодных им людей.

Надежда Зиновия Павловича на помощь Александра полностью оправдывалась. Сегодня, четвертого ноября 1941 года, он мог доложить комиссару внутренних дел республики, что его отделу удалось выйти на немецкую агентурную сеть. Выйдя к дому Алафузова, майор сел в служебную автомашину и поехал в комиссариат.

Часовой, стоявший у входа в комиссариат внутренних дел, отдал ему честь и, повернувшись к пульту, нажал на клавишу. Теперь дежурный по НКВД был извещен о том, что Виноградов вернулся с выезда и находится на рабочем месте. Проходя мимо кабинета Горшкова, майор остановился у его двери. Он посмотрел на наручные часы, видимо, прикидывая про себя, стоит ему входить в кабинет или нет. В этот момент дверь резко распахнулась, едва не сбив его с ног. Из кабинета в сопровождении конвоя вышел Рябко–Гнус. Лицо диверсанта было в крови, а под глазом фиолетовым цветом светился синяк. Он с нескрываемой злостью посмотрел на Виноградова. Один из конвойных толкнул его рукой в плечо, и он направился по коридору дальше, где находилась камера предварительного заключения.

Зиновий Павлович вошел в кабинет Горшкова и, сев на диван, расстегнул ворот шинели.

– Как дела, Горшков? Что говорит арестованный?

Старший лейтенант вытянулся в струнку и, набрав полную грудь воздуха, приготовился к докладу.

– Не напрягайся, Горшков. Садись и рассказывай.

– Товарищ майор, арестованный Рябко полностью признался в хищении взрывчатки со склада. Однако, напрочь отрицает свое причастие к убийствам сторожа и женщины. Говорит, что убийство совершил его напарник по немецкой разведывательной школе, старший их группы – некто Леонтьев. Говорит, что тот до разведшколы служил в Казани, был интендантом. А взрывчатка предназначена для совершения диверсий, которые запланированы на день Октябрьской революции. Каких именно объектов, он не знает.

– Понятно, Горшков. Что думаешь делать с ним дальше? План есть?

– Так точно, товарищ начальник отдела. Хочу установить, для начала, всех офицеров по фамилии Леонтьев, которые проходили службу в Казани.

– Не думаю, что это лучшее решение. Считаю, что фамилия Леонтьев, названная им – вымышленная. Однако проверить не помешает. Говоришь, что диверсии назначены на праздник Октября? Значит, у нас с тобой есть еще целых три дня: или мы с тобой найдем их и предотвратим эти диверсии, или грош нам цена, Горшков.

Виноградов встал с дивана и направился к двери. Около нее он остановился и повернулся к Александру.

– Горшков! Ты Тарасова хорошо знаешь? – спросил он.