Читаем Пионер, 1949 № 03 полностью

Пионер, 1949 № 03

- Ребята! Товарищи! У Саши индивидуализм был только в зародыше. Комсомол перевоспитает его. Ручаюсь и беру под ответственность! Вообще Сашу жаль… Я за то, чтоб принять!

Юрка Резников, задетый тем, что Петровых, этот увалень, не испросив у него разрешения, самовольно ввалился на сцену, зазвонил в колокольчик:

- Просите слова! Просите!

Но его одноклассники, к стыду председателя, оказались недисциплинированными до бессовестности. Никто не желал просить слова.

- Принять! - кричали в первых рядах.

- Емельянов исправится. Он идейный, я знаю! - твердил Сеня Гольштейн.

- Принять!!

Они разом умолкли, когда на сцене появилась Надежда Дмитриевна. В синем праздничном платье, украшенном на груди, как цветком, кусочком тончайшего кружева, седая учительница была красива той достойной, величественной красотой умной старости, которую мальчики привыкли приветствовать стоя.

В первых рядах один мальчик встал. Это был Ключарёв. Как по команде, за ним встал весь 7-й «Б». Зал поднялся, мгновенье молчал и вдруг разразился восторженным шумом. Ликуя, смеясь, отчего-то волнуясь, чему-то радуясь, ребята били в ладоши. Зал бушевал.

Потрясённая учительница слушала этот ураган. Наконец он утих.

- Дети! - сказала Надежда Дмитриевна. - Я работала 35 лет для того, чтобы заслужить такую награду. Выше почести нет, чем та, котсрую вы мне оказали сегодня. И я знаю: наша школа, учителя, комсомол воспитали из вас настоящих людей - советских граждан, честных и смелых патриотов, хотя о патриотизме сегодня не сказано было ни слова. Я поняла, что вы патриоты нашей мужественной Родины, по тому, как настойчиво бьётесь вы за чистоту комсомольского имени, за высокую, строгую честь быть комсомольцем. А теперь… - Надежда Дмитриевна улыбнулась, поднесла руку к прекрасным, белым, как переспелый овёс, волосам и сказала: - Если моя седина не лишает меня права голоса на комсомольском собрании, я голосую за Сашу. Он получил сегодня суровый урок. Но вы, его товарищи, с ним, и с вами он будет хорошим комсомольцем. Поверьте старой учительнице!

Снова забушевала ребячья толпа. Снова, выбиваясь из сил, бедный председатель трезвонил в колокольчик, секретарь, грызя карандаш, ломал голову над тем, как такое записать в протокол.

Широко улыбаясь, отчего на его правой щеке обозначилась непростительно детская ямка, Богатов спросил секретаря райкома:

- Вы будете выступать, товарищ Кудрявцев?

- Что же выступать? - весело развёл тот руками.- Сказано всё.

И именно этот момент Вихров спешно запечатлел в зарисовке, озаглавив её «Оживление в президиуме».

Но Саша не видел ничего. Горячий туман наплыл на глаза.

Костя встал и загородил Сашу спиной от ребят.

* * *

Они возвращались домой.

И опять декабрьский снег звенел под ногами. Вспыхивали, гасли и снова мерцали на снегу зелёные, синие искры, словно упавшие с неба звёзды. Из заводской трубы всё бежала, бежала куда-то гряда кудрявого белого дыма.

Вдруг впереди Саша увидел Бориса. Неизвестно, почему он прогуливался здесь один. Он остановился, заметив Сашу, а тот, не размышляя, не заботясь о том, как его примет Ключарёв, кинулся к нему:

- Борис! Ты правильно сделал, что выступил против меня! Ты говорил прямо, что думал! Давай всегда так… без страха!

Острые, светлые глаза Ключарёва успокоились, потеплели.

- Давай! Согласен! Вот это здорово! Я-го боялся: вдруг ты не поймёшь! Саша! Я рад, что ты комсомолец!

- А я теперь знаю, что совершенно не могу жить один! - сказал Саша твёрдо.

Он оглянулся и увидел лица товарищей и радость в их застенчивых дружеских взглядах.

Как всё ново, как необыкновенно кругам: тихий сквер, залитый ярким светом луны, мерцанье снежинок! Иней. Пушистые тополи. Небывало прекрасный синий вечер опустился на землю. Новая жизнь впереди!

<p>Две улицы</p>

Л. Преображенская

Рис. Ф. Лемкупя

На тихой нашей улице

Я прожил девять лет.

И думал я, что лучше

На свете улиц нет.

Но вдруг пришёл однажды

Какой-то паренёк,

Измерил нашу улицу

И вдоль и поперёк.

Потом пришли рабочие -