Ряскину просто было скучно. Пацан из всех нас самый активный. Богомол мучился тем фактом, что сортир остался без его присмотра. Он периодически тихо бормотал себе под нос, грозил в воздух пальцем и даже пытался на почве расстройства выдрать клок волос. Сначала Мишину, но когда Толстяк пригрозил сломать ему палец, а, может и два, то себе.
Я же — просто офигевал со своих товарищей. То есть даже в ситуации, когда тучи над их головами не просто сгустились, а очень скоро должны были разразиться громом, они все равно вполне непротив натворить еще каких-нибудь дел. Удивительно неразумные граждане, эти подростки.
Ну и еще, конечно, волновала предстоящая встреча с псиоником. Мы, наконец, поговорим открыто. Это — очень важный, решающий мою дальнейшую судьбу момент.
В итоге, чтоб не привлекать внимания Константина Викторовича, пришлось сделать вид, будто я заснул. Причём, на фоне всех событий, которые, в больше мере происходили ночью, я реально едва не вырубился. В последнюю секунду сообразил, что меня накрывает тягучая сонная пелена и принялся щипать себя за руку. А то хрен бы мне, а не беседа с Фокиной.
Когда дыхание всех людей, присутствующих в спальне, стало размеренным, я осторожно поднялся в постели, оглядываясь и оценивая ситуацию.
Народ спал. Некоторые бормотали что-то во сне, некоторые просто храпели. Вася вообще метался по кровати, тихо приговаривая: «Мамочка, я ни при чем, меня заставили».
Видимо Мишину снилась предстоящая встреча с родительницей, которую он, судя по всему, боялся очень сильно.
Я сполз осторожно с кровати, натянул одежду, кеды и на цыпочках начал пробираться к выходу.
Основным препятствием служила раскладушка Константина Викторовича. В этот раз он поставил ее так, что обойти вожатого вообще не представлялось возможным.
Я обернулся к окнам. Все они были закрыты плотно. Выбраться на улицу таким путем, тоже не получится. Рамы будут скрипеть, как мачта корабля во время шторма. Точно кого-нибудь разбужу.
Я замер рядом с Константином, который, к счастью, дрых без задних ног. Только что пузыри не пускал.
Прикинул расстояние от себя до коридора. Черт…Придется лезть через вожатого. Сдвинулся к той части раскладушки, где были его ноги. Ноги в данном случае всяко лучше чем голова…
Следующие несколько минут я изображал из себя акробата и балеруна́ в одном флаконе. Бедный Ванечкин. Вернее, бедное его тело.
Пока корячился над ногами спящего вожатого, стараясь переступить раскладушку так, чтоб нигде ее не задеть, реально начал опасаться, как бы Пете не стать хорошим танцором при такой охренительной растяжке. Все-таки, неизвестно пока, что именно будет дальше. Вдруг мне этот сосуд еще пригодится. А я такими цирковыми номерами лишу его самой важной для мужчины функции.
Наконец, мое мероприятие увенчалось успехом и я оказался в коридоре. Выдохнул. Просто перебираясь через Прилизанного, реально старался не дышать. Встреча с псиоником слишком важна, чтоб просрать ее из-за проснувшегося вожатого.
А потом, не тратя времени, рванул к туалету. Осторожно открыл эту чертову, древнюю, как мамонт, раму и выбрался наружу.
— Ну, наконец-то… — Фокина вынырнула из темноты, словно чертов призрак.
Был бы рядом Мишин, он бы опять заголосил про Белую Даму. Потому как Маша сейчас ее сильно напоминала. В чернильной густоте ночи лицо девчонки смотрелось, словно белое пятно. Особенно, учитывая, что остальная одежда Фокиной была темной.
— Твою мать! Сердце остановилось, на хрен! Можно без таких вот сюрпризов?!
Я зыркнул на девчонку недовольным взглядом.
— Идем вон туда, к деревьям. А то здесь рискованно. Мало ли, вдруг опять кого-нибудь куда-нибудь понесет в ночи…какие же они странные… — Сказала Маша, проигнорировав мое возмущение, а затем развернулась и широким шагом направилась в обозначенную сторону. Я, естественно, двинулся следом.
Честно говоря, имелось огромное искушение, снова долбануть ее по затылку. Только в этот раз, более конкретно, с определенной целью. В принципе, достаточно простое решение проблемы. Нету тела — нету дела… Как говорили герои одного фильма, который мы смотрели в рамках знакомства с системой взяточничества, свойственной человечеству в прошлом. Но это, если смотреть лишь с одной стороны…
С другой же…Исчезновение пионерки поставит весь лагерь на уши. И не только лагерь. Вызовут специалистов, профессионалов. А мне, будучи Вагескиным, следы преступления замести будет очень сложно. Кроме того, я непременно должен поговорить с псиоником. Можно сказать, сейчас этот разговор — мой шанс на счастливый исход всей истории. Особенно, если мы найдём общий язык.
— Ну? — Девчонка остановилась в самом темном месте, повернулась и принялась гипнотизировать меня внимательным взглядом.
— Что «ну»? Это, вообще-то, мои слова. Ну? Рассказывай. Объясняй. Тебе уж точно есть, что рассказать…
— Что объяснять? Задавай вопросы, отвечу. А то очень пространная тема выходит. Полночи будем ее мусолить.. — Фокина оперлась плечом о дерево и сложила руки на груди.