Пионерская Лолита (сборник)

Может, он хотел объяснить, что не думал в ту пору, как часто ему будет сниться постылый Париж. Как он затоскует по Франции на камнях и виноградниках «исторической родины». Что знаем мы о себе? Думал ли я, когда рвался из армейской тюрьмы, что затоскую по виноградникам Араратской долины?.. И все же день осуществленья мечты – великий день. Даже если потом наступает Перестройка, похожая на Надстройку над Базисом. А из подвала Базиса, как всегда, выходят на поверхность обманщики и бандиты. Все равно день этот прекрасен, и не нужно о нем жалеть. Не занимайте, собратья, очередь у мавзолея Ленин-Брежнева и Сталин-Берии, оставьте железного Феликса на свалке железок…

– О чем вы думаете? – спросила меня прекрасная армянская женщина, которую я видел второй раз в жизни. В первый раз она вопила в цинковой ванночке, голенькая, в мыльной пене, как новорожденная Афродита, и, вероятно, была еще прекрасней, чем нынче. Позднее я приходил к ним на Четвертую, когда она уже спала, – сбегал после отбоя из части через задний КПП, когда там стояли друзья, или через обшарпанный дувал, дыра в котором была известна (и удобна) всему личному составу (включая «особняка»). – Значит, вы понимаете, отчего он так говорил?

– Почему говорил? – спросил я со страхом. – Больше не говорит?

– Нет, он умер три года назад… Мама еще раньше.

– Я искал… – сказал я. – Вы думаете, он знает о нашей встрече?

– Эти русские… – Молодая дама снисходительно отмахнулась. – Кстати, я недавно заходила в большой книжный, что на рю дез Эколь, и там познакомилась с молоденькой армянкой. Очень интеллигентная девушка. Да вы ее, наверное, знаете. Потому что она тоже из Москвы.

– Москва не Париж, – сказал я надменно.

– Боф! – Она пожала плечами и объяснила мне, что никогда не была в этой знаменитой Москве – уехала еще маленькой во Францию… – В Москву! В Москву! – добавила она, проявляя среднефранцузскую осведомленность. – Чекув, Гогуль, Достоески, Солженицки…

– Дочь Андре, – сказал я, целуя ей руку. – Дочь Симон. Дитя Эчмиадзина…

– Теперь вы должны заплакать, – сказала она насмешливо, но я-то видел, что она растрогана не меньше моего. – И навестите армянскую девушку в книжном на рю дез Эколь. Я ведь вижу, что вам нечего делать.

Она была, конечно, права. Хотя и напрасно опасалась, что я зачащу к ним в магазин. У меня еще хватает энтузиазма, чтоб познакомиться, но давно уже не бывает ни сил, ни желания продолжать знакомство. Ее я тоже не видел больше, хотя иногда и хотелось. Я пришел в их лавку через год или два, ее там уже не было, а французская грымза, стоявшая за прилавком, сказала, что она ничего не знает, частных телефонов они не сообщают и никаких справок не дают.

– Догадываюсь, – сказал я склочно, начиная заводиться понемногу. – Чего вы еще не даете? Размеров заработка? Сумм, скрытых от налога? У нас вон даже вдова пионеру дала. Причем на аллее Центрального парка…

– Не знаю, о чем вы… – начала она надменно, но я уже и сам понял, как я отвратителен, и пошел к двери.

А я ведь даже не спросил, под какой фамилией она гуляет по свету, дочь Андре Эскузяна…