Пионерская Лолита

Он постучал в шестую комнату. Валентина, поднявшись со стула, пожала ему руку, а Зиночка, закутанная в шаль, стояла у окна, не оборачиваясь, и только сказала «Здрасьте» тихим голосом. Краковец огляделся. Комната была довольно просторная, не меньше как метров пятнадцать. Может, она казалась такой просторной оттого, что мебели в ней почти не было — узкая кровать, тумбочка в углу и крошечный столик с двумя стульями. В углу ярко светилась электрическая плитка, которой было все же не под силу обогреть дырявую барачную комнату.

— Так вот мы и живем, — бодро сказала Валентина.

— Вы тут что, обе живете? — спросил Краковец.

— Ну, — отозвалась Валентина. — Поскольку я бригадир и староста общежития, мне положено. В других комнатах, конечно, и по четыре, и по пять…

— Я не о том, — сказал Краковец. — Просто мебели маловато… И койка одна…

— А-а… — сказала Валентина. — На что она, мебель? Вдвоем даже теплей. Тут вона холодрыга…

— Да-да, это конечно… — сказал Краковец растерянно.

Он лихорадочно искал, о чем бы еще таком их спросить. Но спрашивать ни о чем не хотелось. Он зачарованно следил, с какой покровительственной нежностью смотрела плечистая Валентина на свою щуплую, закутанную в шаль подружку…

— Хорошо, если лежат двое, а одному как согреться? — сказал Краковец.

— Это что же, стихи такие? — спросила Зиночка, оборачиваясь.

— Это из Библии, — сказал Краковец. — Из Книги Екклесиаста.

— Значит, и правда есть такая книга — Библия? — удивилась Зина. — А я думала, это все поповские выдумки.

— Есть, — подтвердил Краковец — Я даже брал ее как-то почитать у товарища. Всю не прочел.

— Гляди… — сказала Зина. И вздохнула. — В столице все, конечно, можно достать…

— Хватит тебе и здесь чтения, — сказала Валентина ревниво. — Она обернулась к Краковцу: — Я ее в этом квартале на три журнала подписала, все три дефицит — на «Работницу», на «Юность» и «Литературное обозрение», пусть обозревает, что делается.

— Это правда. Подписала, — подтвердила Зина.

Она улыбнулась подруге и снова отвернулась к окну. И тут Краковца осенило: это была любовь. Он стал торопливо прощаться. Если столько любви в этой голой, убогой комнатке, какой еще нужен, к черту, человеческий фактор?…

Он постучал туда, где был Валера, и пьяные мужики заставили его зайти выпить рюмашку. На закуску они подсунули ему специально для него сбереженный шматок колбасы, синей от таинственных наполнителей. Один из парней, уже почти не вязавший лыка, хотел непременно задать Краковцу какой-то важный политический вопрос, но так и не смог вспомнить, какой именно. Другой домогался, вышло ли у него нынче чего-нибудь с Зинкою или с Валькой по этой самой части. Услышав, что не вышло, он с торжеством подтвердил:

— Дохлый номер! Это, я вам точно говорю, дохлый номер. Сам сколько разов пробовал…

Тут Валерий проявил решительность и, поблагодарив всех за угощение и за традиционное русское гостеприимство, вытащил Краковца из комнаты.

— Еще пару минут, и у них там драка начнется, — сказал он, отдышавшись. — Лихой народ.