– Что, испугался? – насмешливо сказал Мазин. – Не пугайся, я не про тебя, а про себя скажу.
– Да зачем?
– А затем, что из-за нас Трубачев страдает. Из-за этого проклятого мела про него статью написали. Вся школа читать будет. Что же еще молчать-то!
– Да ведь статья из-за драки!
– А драка из-за чего? Из-за чего драка, я тебя спрашиваю?
– Из-за мела, – грустно сказал Русаков.
– Из-за мела. Что ж, я молчать буду?
– Лучше бы молчал, – нерешительно сказал Русаков.
– Что?! – Мазин приблизил к товарищу сердитое лицо. – Похож я на свинью, по-твоему?
Русаков бегло взглянул на выпяченные губы товарища, на короткий розовый нос с каплями дождя на широкой переносице, на щелочки глаз и, запинаясь, ответил:
– Да… нет!
– А если я не свинья – значит, я человек, – решил тут же Мазин. – А ты трус!
– Я не трус! – вспыхнул Русаков. – Я тоже ничего на свете не боюсь!
Мазин медленно повернул голову и выразительно посмотрел на окна Петиной квартиры.
– Отца, думаешь, да? – заволновался Петя.
– А то нет? Ты только за себя трясешься. Тебе и товарища не жалко. Трубачева в газете протащили. С первой строки до последней все его фамилия только! Эту фамилию теперь по всей школе трепать будут, а ты… эх, испугался! Как бы отец не узнал! – с презрением сказал Мазин и, отстранив Петю с дороги, пошел к дому. – И чего я только дружу с тобой? – с горечью спросил он, оглянувшись на Русакова.
Петя молчал, яростно обгрызая свои ногти.
– Вынь пальцы изо рта! И подумай о себе… – сказал Мазин, осторожно поднимаясь на цыпочки и заглядывая в окошко первого этажа. – Мама, открой!
Когда Мазин ушел, Русаков глубоко вздохнул и поплелся домой. Он был уже у крыльца, когда свет в его окнах мигнул и погас. Вместо него на занавеске зажелтел тоненький огонек.
«Потушили. Спать легли! – с ужасом подумал Петя. – Ну, теперь будет мне. Сколько раз отец говорил, чтобы я нигде не шатался…»
Дверь оказалась незапертой. Стараясь не шуметь, Петя прикрыл ее за собой, осторожно повернул ключ и на цыпочках прошел через кухню в первую комнату. За ширмами белела его кровать. Он тихонько разделся и накрылся с головой одеялом.
«Притворюсь, что сплю, – тоскливо думал он. – Может, отец до завтра отложит».