– Надо разобраться… – хрипло сказал он. – С самого начала. Тут виноват мел, понятно?
Ребята вытянули головы:
– Чего, чего?
Митя нахмурился:
– В чем дело, Мазин?
Сергей Николаевич с интересом смотрел на крепкую, коренастую фигуру Мазина, на живые, острые щелочки его глаз и спокойное упорство в лице.
– Из-за чего вышла ссора в классе? Из-за мела. Вот он! – Мазин вытащил из кармана кусок мела и положил его на стол.
Девочки ахнули и зашептались. Ребята заглядывали через головы друг другу – каждому хотелось посмотреть на тоненький, длинный кусочек мела.
– Вот он, проклятый мел! Трубачев тут ни при чем. В тот день Русакова должны были вызвать, а он не знал… как это… глаголов, что ли… И я стащил мел, чтобы Русакова не успели спросить… Это раз. – Он обернулся, поглядел на испуганное лицо Пети и усмехнулся: – Ладно, я все на себя беру… А насчет ссоры… Это тоже надо разобраться. И Булгакову нечего обиженного из себя строить. Если ко всему придираться, так мы друг другу много насчитать можем. А по мне так: взял да ответил хорошенько, а то и другим способом расквитался за обиду, а цацкаться с этим… – Мазин презрительно скривил губы и пожал плечами. Разбираться так разбираться. Вот Одинцов статью написал и все на Трубачева свалил, а Булгаков тоже не молчал.
Он сам Трубачева обозлил! Ты, говорит, весь класс подвел, а тому, может, это хуже всего на свете! И мел он клал? Клал. А я стащил… И дело с концом…
– Ты все сказал? – спросил Митя.
– Нет, не все. – Мазин заспешил: – Одинцов тоже… не разберется, а пишет. А потом кто-то фамилию зачеркнул, и опять все на Трубачева… – Мазин кашлянул в кулак, говорить ему было больше нечего. – Проклятый мел! – пробормотал он, не выдержав пристального взгляда учителя.
– Мазин, сядь! Мы с тобой еще поговорим. Просто стыдно перед Сергеем Николаевичем, какие возмутительные вещи тут открываются!
– Прошу слова! – крикнул кто-то из ребят.
Митя поднял руку.
– Я еще не кончил. Когда кончу, кто хочет – возьмет слово… Так вот, Трубачев, я хочу, чтобы ты ответил мне сам: почему ты ушел с урока? Если даже тебя заподозрили в том, что ты зачеркнул свою фамилию, а ты, скажем, этого не делал, так неужели ты не мог найти способ выяснить это? Почему ты не пришел ко мне, к Сергею Николаевичу?
Трубачев молчал.
– Я не думаю, Трубачев, что ты трус, но я боюсь, что ты и в этом виноват. Я думаю, что если ты не сам зачеркнул свою фамилию, то ты хорошо знаешь, кто это сделал.
– Я не знаю, – твердо сказал Трубачев, сжимая зубы. «Пусть Мазин сам сознается, если хочет», – подумал он.