Здравствуй, Морозов!Дай руку, Павлуша!Время совсем не помеха для нас.Громко сердца наши бьются, послушай!Знаем и верим, ты с нами сейчас!С нами ты в школе, в труде, на параде,Прям и открыт твой решительный взгляд.Правофланговый ты в каждом отряде,Видишь, друзья твои рядом стоят!Ты не боялся кулацких обрезов,Смертью грозящих в неравном бою.Ставил ты выше любых интересовЧесть пионера и совесть свою!Был ты героем, бесстрашным героем!В песне остался навек молодым!Мы подрастём, новый город построим,Площади имя твоё мы дадим!Здравствуй, Морозов!Дай руку, Павлуша!Время совсем не помеха для нас.Громко сердца наши бьются, послушай!Знаем и верим, ты с нами сейчас!Эти строки, ценности, на которых основан жертвенный подвиг Морозова, были понятны всем. Хотя, возможно, не все их почитали: единомыслия в СССР не было даже в годы наивысшей популярности коммунистических идей. Захватывающие и жутковатые книги о нем школьники читали с удовольствием. Давным-давно погиб босоногий пионер, а его фамилию и спустя полвека знала вся страна.
В вольнодумных кругах (достаточно узких) Морозов превратился в трагикомического фольклорного персонажа, о котором сочиняли не только благонадежные пионерские песни, но и народные (а точнее – интеллигентские) припевки:
На стене висит топор, и простынка розовая.Мы с папашею играли в Павлика Морозова.Так бывает: погибший пионер стал объектом развеселого глумления. Но совсем не повсеместного! А настоящее, широкое и несправедливое разоблачение началось, как известно, в годы перестройки.
Ветры перемен
Горбачевские преобразования еще не перешли в свою антикоммунистическую фазу, а журналисты уже затеяли атаку на Павлика. В те годы мало кто руководствовался резонным советом Гюстава Флобера: «Никогда не прикасайтесь к идолам, их золотая пыль остается у вас на пальцах».
Клеймили его с огоньком, в бранных определениях себя не сдерживали. Стукач, дегенеративный подросток, маленький бес… Называли Павлика и отцеубийцей, хотя Трофим надолго пережил своего сына… Для недавних комсомольцев и коммунистов это был легкий способ рассчитаться с собственным прошлым: освистать зарезанного мальчишку.
Неудивительно, что в 1991 году «свергли могучей рукою» московский памятник пионеру. Стыдно! Как любили эту скульптуру московские пионеры, школьники… Это был их памятник! Правда, устояли морозовские скульптуры в Герасимовке, Свердловске, Ухте, Острове…
Моралисты атаковали Павлика с горних высот социальной этики: «Что ж мы за народ, если у нас стукача объявляют героем и образцом для подражания?» Культ убиенного пионера и впрямь из нашего времени выглядит диковато. Правда, социология подсказывает, что, например, в Соединенных Штатах к доносительству относятся куда уважительнее, чем у нас. И как-то забылось, что конфликт семейных уз и долга перед государством – это один из основополагающих мифологических сюжетов мировой культуры.