Шел 1920 год. Наши отцы еще сражались с белогвардейцами на фронтах гражданской войны. Заводы и фабрики стояли разрушенные. Пустовали школы. Но в этом году они должны были открыться. Многие ребята впервые после революции собирались поступить в первый класс. Кто восьми, девяти, а некоторые мои приятели даже двенадцати лет от роду.
А пока мы ходили в детский клуб. Он помещался во Втором доме Советов — так тогда называлась московская гостиница «Метрополь».
Все мальчишки и девчонки, приходившие в клуб, были за Советскую власть, против буржуев, белогвардейцев, спекулянтов-мешочников. Самой обидной кличкой считалась «недорезанный барчук». Уважали у нас мозоли на ладонях и твердые мускулы. Дрались мы, пожалуй, даже чаще, чем ребята теперь. А в остальном были похожи на сегодняшних: такие же жизнерадостные и озорные мальчишки, только одеты похуже и очень голодные. И, кажется, больше, чем ребята сейчас, мы интересовались тогда политикой. Наши родители делали революцию, а мы старались быть рядом с ними.
Как все дети, мы, конечно, любили и прихвастнуть.
— У меня папаня в Конармии Буденного, беляков рубит почем зря! — хвастал один.
— Мой в Петрограде Зимний брал, ей-богу, не вру! — заявлял другой.
— Наша мамка в Совнаркоме у Ленина в курьерах ходит. «Ой, говорит, какой душевный человек!» — делилась толстая, розовощекая, несмотря на голодное время, девочка, по прозвищу Муха.
Я не помню, чтобы кто-нибудь в клубе хвастал высокими постами своих родителей. Ходили к нам и дети, живущие в Кремле. В детстве я дружил с их вожаком, неизменным атаманом в игре «казаки-разбойники» Адькой Свердловым, чуть флегматичным добряком Ясиком Дзержинским, крепким, как дубок, Шурой Калининым.
Но лучшим моим другом был сын кочегара, долговязый Женька Трусевич.
Трудно и голодно жилось в Москве во время войны.
По булыжным мостовым в сопровождении босоногих мальчишек гулко маршировали красноармейцы в буденовках.
Красные полки, уходившие на фронт, часто провожал Ленин. Мне и моим друзьям страшно хотелось попасть на такой митинг, где бы выступал Ильич, а все как-то не удавалось.
Но однажды нам повезло. Накануне Первого мая наша руководительница Людмила Евгеньевна — строгая худая женщина в пенсне на черном шнурке — предупредила:
— Завтра, дети, клуб будет открыт весь день с утра, потому что все взрослые пойдут работать на первомайский воскресник!
— А товарищ Ленин тоже будет работать? — спросил Женька. Он всегда выскакивал вперед с неожиданными вопросами.
— Не знаю, что тебе ответить, — сказала Людмила Евгеньевна. — Владимир Ильич Ульянов-Ленин как Председатель Совнаркома очень занят. Он и так работает днем и ночью и все праздники тоже.
Утром, когда мы с Женькой шли в клуб, город выглядел празднично. Развевались красные флаги. Между домами висели кумачовые полотнища с лозунгами: «Да здравствует 1 Мая», «Утопить белого барона Врангеля в Черном море».
Улицы столицы были пустынны. Не собирались демонстранты, не играли оркестры. Взрослые работали на воскреснике.
— Товарищ Ленин тоже работает. Он с кремлевскими курсантами бревна таскает! — сообщил запыхавшийся Адька.
Мы с Женькой хотели бежать в Кремль посмотреть, как работает на воскреснике Ленин.
— Вас туда не пустят, дети, — сказала строгим голосом Людмила Евгеньевна. — Кремль охраняют часовые. Собирайтесь-ка лучше на прогулку!
Мы построились парами и пошли в сквер, что напротив Большого театра. Впереди, не сгибая спины, шагала наша строгая руководительница.
Весеннее солнышко грело, как летом. Между булыжниками на мостовой пробивалась молодая травка. На кустарнике набухли почки. Вот-вот из них, как цыплята из яичек, проклюнутся липкие листочки.
— Айда фиалки у фонтана искать! — крикнул Женька и осекся.
Неподалеку от заброшенного в войну фонтана собирался митинг. Стояли люди в шинелях, в рабочих блузах, в гимнастерках.
— Дяденька, тут на фронт провожать будут? — насторожился Женька.
Рядом с ним молча пыхтела, стараясь протиснуться между взрослыми, Муха. Остальные ребята тоже нажимали изо всех сил. Откуда ни возьмись, появился высокий дядька в военном френче, с наганом на боку.
— Брысь, мелкота! — закричал он.
Мы испугались.
Но тут подъехал автомобиль. Из него вышел Ленин. Улыбающийся, с красным бантом на груди. Он услышал, как военный гонит нас прочь, и неожиданно заступился.
— Детей надо пустить вперед. Обязательно вперед, и только вперед! — сказал Владимир Ильич.
При такой поддержке нам никакой дяденька с наганом не страшен! Мы прошли вслед за Лениным и встали впереди взрослых, ближе всех к Владимиру Ильичу.
В этот день закладывался памятник Карлу Марксу. Ленин говорил речь. Потом он расписался на металлической пластинке. Мы смотрели во все глаза. Женька даже покраснел от внимания. Пластинку с подписью Ленина положили в углубление. Владимиру Ильичу дали в руки мастерок. Он должен был первым начать работу на месте будущего памятника.
Владимир Ильич присел на корточки и быстро положил раствор…