Пионеры, или У истоков Сосквеганны (др. изд.)

— Да, но разве ветер не переменился сегодня утром? Там, где я был, он переменился.

— Разумеется, переменился, сквайр, но я и отметил перемену ветра.

— Где же отметка, Бенджамен?

— Неужели не видите? — перебил дворецкий довольно сердито. — А вот же черта против востока к северу и еще к северу, а на конце восходящее солнце. Значит, было в утреннюю вахту.

— Да, да, это очень понятно. Но где же отмечена перемена?

— Как где? А вот же вам чайник, а от него прямая черта, — она вышла чуть-чуть криво, — и к западу, и к югу, и еще к югу! Это и значит перемена ветра, сквайр!

— Ага, понимаю, — сказал шериф, делая отметку в своем журнале. — Но у вас тут облако над восходящим солнцем, значит, утром было пасмурно?

— Ну, конечно, сэр, — отвечал Бенджамен.

— Ага, воскресенье! А что это вы поставили против десяти часов утра? Полная луна! Неужели луна у вас была видна днем? Я слыхал о таких явлениях, но… А это что? Зачем рядом с ней песочные часы?

— А это, сквайр, — отвечал Бенждамен, заглядывая ему через плечо и перекладывая табачную жвачку с одной стороны рта на другую, — это уже мои собственные делишки. Это вовсе не луна, сквайр, а лицо Бетти Холлистер! Изволите видеть, сэр, узнав, что она получила с реки новый запас ямайского рома, я завернул к ней в десять часов утра и попробовал стаканчик, а здесь отметил, чтобы не позабыть расплатиться, как подобает честному человеку.

— Вот оно что! — сказал шериф с некоторым неудовольствием. — Вы бы могли получше нарисовать стакан, а то вышло похоже на мертвую голову с песочными часами.

— Изволите видеть, сквайр, дело в том, что мне понравилось это пойло, — возразил Бенджамен, — вот я и хватил стаканчик, а на него опрокинул другой, оно и вышло две скляночки, ни дать ни взять песочные часы. Но вы можете стереть это губкой, сквайр, так как я вечером заходил к ней опять и расплатился за все.

— Я куплю вам отдельную доску для ваших личных дел, Бенджамен, — сказал шериф. — Таких отметок не следует делать в журнале.

— Незачем, незачем, сквайр! Мне часто придется иметь дело с этой женщиной, пока бочонок не опустеет. Потому я и столковался с Бетти, что она будет делать отметки у себя на двери, а я вот на этой палочке.

Бенджамен показал палочку с пятью зарубками. Шериф мельком взглянул на нее и продолжал:

— А тут что такое? Суббота, два часа пополудни. Да это целая попойка! Две опрокинутые бутылки.

— Это не бутылки, а барышни: вот мисс Лиза, а вот дочь пастора.

— Кузина Бесс и мисс Грант! — воскликнул шериф с изумлением. — Зачем они попали в мой журнал?

— Как же им не попасть в журнал, когда они чуть было не попали в когти пантеры! — отвечал невозмутимый дворецкий. — Вот эта зверюшка, сквайр, — она, пожалуй, смахивает на крысу, — это она самая и есть, пантера то есть; а вот эта, что лежит, задравши лапы кверху, бедняга Верный, который умер честно, как воин; а вот здесь…

— Чучело? — перебил Ричард.

— Да, пожалуй, он выглядит немножко косматым, — продолжал дворецкий. — Но, на мой взгляд, это лучшая фигура, которую я нарисовал, имея в виду сходство: это Натти Бумпо. Он застрелил эту самую пантеру, которая заела собаку и хотела заесть барышень.

— На какого черта вы нарисовали весь этот вздор? — нетерпеливо воскликнул Ричард.

— Вздор! — отозвался Бенджамен. — Это так же верно, как корабельный журнал «Боадицеи»…

Тут шериф перебил его и, предложив ряд вопросов, получил на них более толковые ответы, которые дали ему возможность составить себе правильное представление о происшедшем. Когда удивление и волнение, вызванные этим рассказом, несколько улеглись, шериф снова обратился к доске, на которой видел еще менее понятные иероглифы.

— А это что такое? — воскликнул он. — Двое людей дерутся на кулачки! Значит, произошло нарушение общественной тишины? Так и есть! Стоит только мне на минуту отвернуться…

— Это судья и молодой мистер Эдвардс, — перебил дворецкий.

— Как! Дюк подрался с Оливером? Да что вас, бес обуял, что ли? За эти двое суток произошло больше событий, чем за предыдущие полгода.

— Да, это верно, сквайр, — отвечал дворецкий, — я помню одно сражение, после которого пришлось меньше записывать в корабельный журнал, чем на мою доску. Но до кулаков у них не дошло, они только побранились.

— Объяснитесь, объяснитесь! — воскликнул Ричард. — Это произошло из-за мины. Да, да, я вижу: вот человек с киркой на плече. Стало быть, вам известно все, Бенджамен?

— Да, мины-то они строили друг другу важные, сквайр; это я сам видел, потому что стоял у окна, а оно было открыто. Но это не кирка, а якорь, и обозначает, что молодец снялся с якоря и отплыл в море.

— Значит, Эдвардс оставил дом?

— Именно!

После продолжительных расспросов Ричард выпытал от Бенджамена все, что тому было известно, не только о столкновении между судьей и Эдвардсом, но и о попытке обыска в хижине и неудаче Гирама. Выслушав этот рассказ, шериф схватил шляпу и, приказав удивленному дворецкому запереть за ним дверь и ложиться спать, вышел из дома.