Пионеры, или У истоков Сосквеганны

— А я скажу вам, мистер Бумпо, — отвечал Гирам, удаляясь быстрыми шагами, — что вы, как мне известно, нарушитель закона, я же мировой судья и докажу вам это сегодня же.

— Наплевать мне на вас и на ваш закон! — крикнул Натти, щелкнув пальцами. — Улепетывай, пока я не поддался искушению поступить с тобой по заслугам, да, смотри, не попадайся мне в лесу, а то, неровен час, я приму тебя за пантеру.

Гирам не стал дожидаться, пока негодование старого охотника выльется в какие-нибудь действия. Когда он скрылся из вида, Натти вернулся в хижину, где все оказалось спокойно, как в могиле. Он привязал собак и постучал в дверь, которую отворил Эдвардс.

— Все благополучно, малый? — спросил старик.

— Вполне, — отвечал юноша. — Кто-то пытался отворить дверь, но не справился с ней.

— Я знаю эту тварь, — сказал Натти, — но он не скоро решится подойти ко мне на выстрел…

ГЛАВА XXIX

Когда Мармадюк Темпль и Джонс выехали за ворота, судья еще находился под впечатлением прощания с дочерью, которое мешало ему немедленно начать разговор. Со своей стороны Ричард был полон сознания важности задуманного предприятия, удержавшего его от обычной болтовни. В глубоком молчании всадники проехали с милю.

— Ну Дик, — сказал наконец судья, — так как я согласился последовать за тобой, то пора, кажется, оказать мне дальнейшее доверие. Куда и зачем мы путешествуем в таком торжественном безмолвии?

Шериф издал громкое «гм» и, устремив глаза вперед, как человек, видящий перед собой картины будущего, сказал:

— Между нами всегда было разногласие в одном пункте, судья Темпль, можно сказать, со дня нашего рождения. Я не хочу сказать, что возлагаю на тебя ответственность за это, так как человек не отвечает за природные недостатки так же, как, с другой стороны, не должен хвалиться природными достоинствами; но есть один пункт, в котором мы расходились с момента нашего рождения, а, как тебе известно, ты всего двумя днями старше меня.

— Я недоумеваю, Ричард, что это за пункты! Мне кажется, мы расходимся так существенно и по стольким пунктам…

— Это только последствие, сэр, — перебил шериф, — все наши мелкие разногласия вытекают из одной причины: именно, различного мнения о том, чего может достигнуть гений.

— Что такое, Дик?

— Кажется, я говорю на правильном английском языке, судья Темпль; по крайней мере, должен бы был говорить, так как учил меня мой отец, а он говорил…

— По-гречески и по-латыни, — перебил Мармадюк, — я знаю способности твоей семьи к языкам, Дик! Но вернемся к делу. Куда и зачем мы едем?

— Чтобы предмет был изложен толково, сэр, надо предоставить рассказчику говорить то, что он считает нужным сказать, — возразил шериф. — По-твоему, судья Темпль, всякий человек, по своим природным способностям и воспитанию может делать хорошо только одно какое-нибудь дело. Я же утверждаю, что гений может заменить образование и что бывают люди, способные делать решительно все.

— Как, например, ты сам, — заметил Мармадюк, улыбаясь.

— Я презираю личности, сэр, я ничего не говорю о самом себе. Я утверждаю, что на твоем патенте есть трое людей, одаренных универсальным гением, хотя и действующих под влиянием различных побуждений.

— Мы, стало быть, гораздо богаче гениями, чем я думал. Кто же эти три гения?

— Один из них Гирам Дулитль, плотник по ремеслу, как тебе известно, и достаточно взглянуть на деревню, чтобы оценить его заслуги. Он же исполняет обязанности судьи и так исполняет, что пристыдил бы юриста, получившего профессиональное образование.

— Хорошо, — сказал Мармадюк с видом человека, не желающего спорить.

— Другой — Джотэм Риддель.

— Кто?

— Джотэм Риддель.

— Как! Этот недовольный, непоседливый, ленивый спекулянт, который меняет графство каждые три года, ферму — каждые полгода и занятия — каждый сезон! Вчерашний землевладелец, сегодняшний сапожник и завтрашний учитель! Воплощение непостоянства и легкомыслия, свойственных поселенцам, и не уравновешивающих их хорошими качествами! Нет, Ричардсон так плох, что не годится даже в… а третий кто?

— Так как третий не привык выслушивать подобные комментарии о своем характере, то я не назову его.

— Из всего этого следует, что трио, к которому ты принадлежишь и в котором ты — главный, сделало какое-нибудь важное открытие.

— Я не сказал, что принадлежу к нему, судья Темпль! Как я уже говорил, речь идет вовсе не обо мне. Но открытие действительно сделано, и ты глубоко заинтересован в нем.

— Продолжай, я весь — внимание.

— Тебе известно, Дик, что в твоем имении живет человек, которого зовут Натти Бумпо. Этот человек прожил здесь, как говорят, более сорока лет один-одиношенек, но теперь у него завелись странные товарищи.

— Последнее верно, первое — весьма вероятно, — заметил судья.

— Все верно, сэр, все верно. Ну-с, так в последнее время у него появились товарищи: старый индейский вождь, последний или один из последних представителей своего племени в этой области, и молодой человек, как говорят, сын какого-то индейского агента и индианки.

— Кто это говорит? — воскликнул Мармадюк с внезапным любопытством, которого не обнаруживал до сих пор.