Пионеры Вселенной

Царские власти, собрав участников разных покушений и других дел, старались придать процессу шестнадцати широкую гласность, чтобы запугать народ и убедить его в том, то народно-революционная партия полностью разгромлена.

Огромный зал судебного присутствия еще до начала заседания был заполнен до отказа.

Опрос подсудимых и оглашение обвинительного акта, который читал тучный секретарь, страдающий одышкой, затянулись на несколько часов.

Подсудимые обвинялись в убийстве харьковского губернатора князя Кропоткина, в четырех покушениях на царя, в вооруженной защите тайной типографии на Саперном, в подкопах под казначейство с целью изъятия средств на нужды народно-революционной партии, а персонально Пресняков – в вооруженном сопротивлении властям при аресте.

Когда оглашение обвинительного акта закончилось, утомленная публика вышла в просторные кулуары, чтоб размяться, отдохнуть и поговорить. Все собирались группками, окружая важных сенаторов, прокуроров и знаменитых адвокатов.

Пожалуй, больше всех народу толпилось вокруг рослого, представительного Верховского, который, играя черными подвижными бровями, говорил с важной уверенностью:

– Ну-с, что я могу предречь, господа? Дело весьма разветвленное, похожее на уравнение со многими неизвестными. Вряд ли этот процесс внесет полную ясность… да-с…

– Помилуйте, Владимир Станиславович, как же вы можете утверждать подобное, – еще издали забасил сенатор Пухов в парадном мундире и, раздвигая животом собравшихся, подошел к Верховскому, шевеля моржовыми усами. – Уж вы поверьте мне, старому бойцу, – на этот раз с нигилистами будет покончено! Сей процесс можно рассматривать как агонию социалистов и их партии.

– Будем надеяться, будем надеяться, дорогой Аристарх Аристархович, – с улыбкой приветствовал его Верховский, уклоняясь от спора. – А не заглянуть ли нам в буфет? После такого заседания не мешало бы и подкрепиться.

– Да, да, – зарокотал сенатор, – без подкрепления мы не выдержим… Извините, господа, извините.

Сенатор повернулся, чтоб идти в буфет, и вдруг замер, услышав приглушенный вздох столпившихся: на его спине была приклеена бумажка с четкими печатными буквами: «От Исполнительного комитета».

Верховский, сорвав бумажку, приблизился к сенатору:

– Простите, Аристарх Аристархович, какой-то негодяй прилепил вам на спину.

– Это еще что за шутки? – строго сказал сенатор и развернул бумажку. – Что? Прокламация? Здесь, в военном суде? Неслыханно! Эй, кто-нибудь, живо сюда! Пристава! – закричал он. – Прикажите закрыть двери и схватить мазуриков. Я этого так не оставлю…

6

Судебный процесс над террористами тянулся шесть дней. Приговор был вынесен только тридцатого к вечеру.

Суд приговорил Квятковского, Ширяева, Тихонова, Преснякова и Окладского к смертной казни через повешение, остальных к вечной каторге и каторге на пятнадцать – двадцать лет. Правда, суд вынес ходатайство о смягчении наказания женщинам и осужденным, не состоящим в партии «Народная воля». Теперь все зависело от помощника командующего войсками гвардии и Петербургского военного округа генерал-адъютанта Костанды, который должен был утверждать приговор.

Костанда приговор утвердил 1 ноября, несколько смягчив наказание женщинам и осужденным, которые не состояли в революционной партии. Это вселило некоторую надежду в сердца народовольцев. Может быть, царь наконец проявит человечность.

Третьего ноября стало известно, что Ширяеву, Тихонову и Окладскому смертную казнь заменили вечной каторгой, а на другой день Петербург потрясла другая весть – утром на бастионе левого полуконтгарда Иоанновского равелина Петропавловской крепости повешены Квятковский и Пресняков.

Этот день в среде народовольцев был объявлен днем траура…

В пятницу 6 ноября в тайной типографии на Подольской уже с утра началась работа – срочно набирался очередной номер «Народной воли».

Днем пришел Михайлов, молча, с теплотой и грустью пожал руку открывшему дверь Исаеву и, раздевшись, вместе с ним прошел в дальнюю комнату, где Ивановская и Людочка стояли у касс с верстаками.

Лицо Михайлова казалось мраморным. На левом рукаве была траурная повязка.

– Здравствуйте, друзья! Я рад, что вижу вас за работой. – Он достал из кармана вчетверо сложенную бумажку и протянул Ивановской:

– Вот это, Пашенька, нужно набрать крупно и поместить в траурной рамке на первой странице.

Ивановская взяла листок и, догадавшись о его содержании, спросила:

– Можно прочесть вслух?

– Да, разумеется.

Ивановская расстегнула глухой воротничок, чтоб легче было дышать, и негромко, но твердо начала: