Пёрышко

- Вспомни, как Тихомир к вам с матерью твоей относился. Бил тебя, мать бил. Не простил он ей грех тот. Да только, видишь, судьба-злодейка какова - сестра и брат твои, дети Тихомировы, погибли в детстве, а ты, чужой сын, выжил. Может, и смирился он.

- А ты откуда знаешь?

- Ладислав мне рассказывал. Да, если мне не веришь, мать свою спроси! Чего теперь, спустя столько лет скрывать? Да многие старики помнят еще, какой Драгомир был... Зверь, а не человек! 

- А Ладислав? Как он с Миланьей поступил?

Опустила глаза. Знает. Притворялась перед Ярополком и воинами. Но совладала с собой, вновь твердо, уверенно взглянула:

- Не гоже о князе погибшем плохое говорить. Тем более, что муж он мой был. А что до Миланьи, жаль мне ее. Но, по правде говоря, только пусть в тайне останется это, Ладислав в последнее время сам не свой был. Злой, жестокий. Мне тоже перепадало. Бил меня, девок дворовых насиловал...

Закатала она рукава - руки в пятнах бурых.

- Все тело такое, Богдан. 

- Да что ж с ним такое случилось?

- Есть у меня догадка одна. За грехи отца Драгомира наказан он! Только думаю я, если его ТАК наказали, что с сыном моим будет? Бажена тоже...

Заплакала, не сдержалась. Хотел обнять ее, успокоить. Руки уже протянул. Но что-то остановило. Протест какой-то в душе поднялся. Не хотел дотрагиваться, касаться ее. Мысленно отругал себя - человек в беде. Неважно, кто это. Помощь ей требуется. Но перешагнуть через чувство это не сумел.  

Только слезы у нее быстро сами собой высохли. Вытерла их платком белым и глазами своими огромными снова на меня взглянула.

- Так вот, Богдан, женись на мне и князем Муромским по праву станешь. Ты - сын Драгомира, пусть и непризнанный. 

Подумалось, что ослышался я. А Бажен как же? Молод, конечно, но бывали случаи, когда на княжем престоле дети сидели, а он-то почти в возраст вошёл. 

- Что ж ты сына своего престола лишить хочешь?

- Вятичи войной на нас пойдут. Он - мальчишка  еще. Не удержит княжество - все потеряет. Нам сейчас сильный воин на престоле нужен, за которым дружина, как за отцом родным пойдет! За тобой, Богдан, пойдут, не задумаются!

- Да,  Забава, сильна ты в делах княжеских. 

- Подумай, Богдан, что получишь ты! 

Смешно мне отчего-то стало. Еле сдержался, чтобы при ней не расхохотаться! Что получу-то? Власть? К чему она мне? Забаву в жены?  Семнадцать лет назад  и верно, согласился бы. Но сейчас - не люблю, не хочу! Уважение? Так воины мои меня и воеводой ценят. Так что получу я?   

- И думать не стану. Бажен должен править. А с вятичами я, как воевода, сражаться буду.

- А я как же?

- А ты, Забава, свой выбор семнадцать лет назад сделала.

Развернулся и пошёл на выход.

К матери. Все ж таки, правду знать хотелось.

А в доме моем впервые за все годы мать не одна меня ждала. Еще с улицы, ведя коня в поводу, заметил, что возле хаты кто-то в сарафане красном хозяйничает. Отчего-то сердце дрогнуло, как будто узнал ее. Но потом пригляделся - нет чужая. 

А во дворе - порядок везде, трава скошена, дрова для бани наколоты, даже у телеги колеса, и те смазаны! И девица та, заметив меня, повернулась, выпрямилась. Хороша! Коса чёрная в руку толщиной на груди лежит. Глаза синие, брови черные! Улыбается приветливо, как будто, век меня знает. 

- Рада видеть тебя, Богдан!

- И я рад, да только не знаю, кто ты!

- Так Весняна я, матушка твоя меня приютила. Сирота я из деревни далёкой.  

- Ну, раз матушка приютила, так тому и быть!

- Не прогонишь?

- Да к чему прогонять-то, хата большая - живи!

Расцвела она в улыбке радостной, а мне вновь показалось, что видел ее где-то. 

Тут и мать на крыльцо выбежала. Руками всплеснула, на грудь бросилась, ожогов моих не заметя. Застонал я от боли, так обе они помогать мне, лечить раны мои кинулись. Понятно все, мать специально для меня сиротку-то подыскала. Внуков давненько просит.  Решила в свои руки это дело взять! 

К вечеру, котомки стал свои разбирать, что к седлу приторочены были. Первым делом меч обнаружил. Второй. Откуда такая красота? Каменья на ручке! Ни скола! Блестит-сверкает весь! Долго в руках держал - никогда такого не видел. Решил потом у дружинников своих разузнать, где я такой раздобыл. В котомке одной два плата нашёл и гребешок в виде перышка. Платы сразу в сторону отложил - чудеса, что два их! Как знал, как чувствовал, что столько потребуется! А гребень в руки взял. Вертел, крутил. Понять не мог, неужто матери такую вещицу необычную купил? Почему перышко вдруг? Пожал плечами и назад в суму засунул, не решившись никому его отдать. 

После ужина сел на крылечке, мать сзади подошла - чувствует, видно, что поговорить с ней хочу.

- Сынок, ты не сердишься, что  я Весняну у нас жить оставила?

- Нет, мать, не сержусь за это. А вот за то, что правды мне об отце моем за столько лет не сказала, сержусь и даже очень. 

Побелела она, руки к груди прижала. 

- Рассказывай, как на самом деле было.

- Дело прошлое, Богдан, зачем теперь ворошить?

- Нет, мать, не пройдет так! Рассказывай!

Села рядом. Задумалась.