Пёс, балбес и Я

Да, я прекрасно понимаю, что мне в какой-то мере еще повезло. И всё равно, хочется совершенно другой жизни. Яркой, насыщенной, с чувствами, с эмоциями! Любви и простого человеческого тепла хочется, в  конце-то концов!

И опять же, выходить из зоны комфорта не хочется. Да, все обыденно, но без неприятных сюрпризов. Дела раскиданы, роли распределены, всё знаешь, обо всем в курсе… Я бы назвала это плохонькой, но стабильностью.

С одной стороны, и разойтись никто не мешает, и мало что от этого изменится, кроме места жительства. Что тоже, кстати, не очень приятно, есть там свои «но». И прописку менять опять же. А это значит, менять и садик, и поликлинику, и еще чертову кучу документов и учреждений. А потом еще ребенок подрастет, в подростковом возрасте начнет бунтовать, да настроенный папенькой и его родителями, возьмет и сделает от меня ноги.

Мрачная перспектива, угу.

И опять же, я не приверженец стереотипа «да кому ты нужна с ребенком». Это уже давно в прошлом, сейчас и отцов одиночек вокруг полно! Но начинать все заново, опять какие-то притирки характерами, новый совместный быт, изучать привычки друг друга, подстраиваться… да еще и неизвестно, как у Мишаньки отношения с отчимом пойдут. А оно мне надо?

Короче, на этих весах все было поровну и очень, очень неопределенно.

И, как вы уже поняли, я не спала почти всю ночь, крутясь в детской кроватке-машинке с боку на бок, перебирая все перечисленное в голове. Да-да, спала я в детской, будучи до сих пор злой до чертиков на мужа.

А поутру, едва разлепив глаза, принялась да долгую, нудную работу – я готовила жрать! И готовила, и готовила, и готовила…

Количество сковородок и кастрюль на плите удручало. Но, увы, ребенка не накормишь тем, что едим мы, а бабушке в больницу не привезешь даже то, что кушает ребенок. Вот и пришлось кашеварить на всех по-разному. А потом, истратив кучу фольги и полиэтилена, мотать контейнеры и баночки, заворачивать в полотенце и везти в кой самой пресловутой мечети.

До сих пор, кстати, понять не могу, почему Морозов согласился меня туда подбросить! И почему лишних вопросов не задавал.

… Из больницы я выходила, будто пыльным мешком пришибленная. На улице, как назло, поднялся колючий ледяной ветер, так что слезы, появляющиеся на глазах, замерзали в момент, больно ошпаривая щеки. Перчатки я тоже не взяла, и руки, оттягиваемые пакетами со всякой дребеденью, покраснели до состояния вареного краба - на территорию центра машины не пропускали, а  тащиться до парковки там было метров так пятьсот. Пешком, естественно, по обледенелому тротуару.

И, что вы думаете? Как только я, вся закостеневшая, влезла в машину, благоверный встретил меня не заботливым вопросом. О нет… Он почти что рявкнул:

- Что так долго?!

Я обалдела. Да так, что слезы навернулись на глаза!

Он издевается надо мной, что ли? Или это что, злость и месть за вчера?

- Ты офигел, Рябинин? – предельно тихо и спокойно спросила я. – У тебя совести нет, что ли? Ты забыл, где я была?

- И что? – огрызнулся он. – А ты забыла, что нам ребенка забирать? Нас ждут уже, между прочим.

- А там вообще-то бабушка тоже ждет!

- А у нее там медицинского персонала нет? – ядовито выплюнул тот, резко стартуя с парковки. Да так, что даже бедного Локи на заднем сидении шмякнуло о спинку. – Операция прошла нормально, опухоль не раковая, ее там кормят, что ты мотаешься туда-сюда?

- Ты дебил? Вот скажи, ты дебил? – я сама не заметила, как начала повышать голос, чувствуя, как на ту самую чашу весов, после его слов, упал не просто камень, а конкретный такой булыжник в сторону нашего расставания. – Ты больничную еду есть пробовал? А после полостной операции? Ты вообще шевелиться после операции пробовал?! Я только ее помыла, постельное поменяла… я в нее влила, блин, две ложки бульона. Две гребаных ложки, Рябинин. И ее вырвало! И мыться, и менять постель пришлось по новой. А ты спрашиваешь, что я так долго! Да ни хера, млять! Отдохнуть и позагорать там решила!

Я вообще-то не любитель материться, если честно… Но тут накипело, знаете ли!

Слава Богу, у кого-то отбитого напрочь, на сей раз хватило ума не отвечать. То ли у меня слишком выразительное было лицо, то ли вокруг, как в анимэ, витало черное облако моей злой ауры и у кого-то взыграл инстинкт самосохранения…

В общем, дальше мы ехали в тишине. В тяжелой такой, давящей на нервы тишине.

Я заговорила только один раз. И то, далеко не по собственной воле – как бы то ни было, чувство ответственности во мне во много раз перевешивало все обиды. Потому, едва машина вырулила на знакомую улицу, я буркнула:

- В гипермаркет заедь.

И тишина…

Повторять не хотелось. Но поворот на нужный продуктовый гигант приближался, а муж даже не собирался перестроить авто в нужный нам (или мне?) ряд.

- Саша, ты оглох? В магазин, говорю, заедь. Продукты все закончились.

- Денег нет, - огрызнулся мой благоверный.

Я аж припухла. Я, конечно, повторяюсь, но скажите мне, этот человек точно нормальный?