Потом они набрели на выброшенную на берег лодчонку, наверное, растяпа-хозяин недостаточно крепко привязал ее перед отливом... В лодке нашелся сверток мокрой парусины, раскаленный песок уже немного жег кожу и они расстелили парусину на песке, сложив в несколько раз, словно постель. Неожиданно Линни рассмеялась и заключила его в объятия, и они дико, радостно обнимались, а с разгоряченных тел сыпались соляные кристаллы, и они хохотали, словно идиоты.
С тех пор Йоки часто думал о том, как им повезло, что они были уже достаточно близки, не физически, духовно, иначе они чувствовали бы себя страшно неловко. Они шутливо боролись в складках теплой влажной парусины, все еще хохоча, извиваясь, когда материя липла к влажным телам; им хотелось прикасаться друг к другу так долго и так плотно, как только можно.
И тут он поцеловал ее в соленые мягкие губы, впервые поцеловал по-настоящему, и разум окончательно покинул его. Изголодавшееся по женщине тело действовало само, он же будто наблюдал со стороны, как тогда, во время поединка с эльфом. Он просто чувствовал, что лежит на ней сверху, а она шевелится под ним, расставив ноги и соприкасаясь с ним упругими бедрами... А потом они впервые стали одним целым и он, увидев как ее лицо исказила гримаса, сжал себя в кулак и быстро остановился, проклиная себя, потому что причинял ей боль, платя похотливым злом за все ее терпение и доброту.
--Пожалуйста, Йок... продолжай, - прошептала она, улыбаясь сквозь выступившие на глазах слезы, и он продолжил, чувствуя как сведенное болью тело, в его руках становится мягким и теплым, и прекрасным, и трепетным...
Потом, позже, солнце было все там же, над головой, и невозможно было сказать, как долго они пролежали... Даже сейчас он ощущал сильное возбуждение - эхо того страстного дня.
Йокерит, чувствуя, общий подъем (причем не только душевный), угрожающе скомандовал:
--Бегом марш! А то снасильничаю прям тут, невзирая на погоду!
--Кто последний тот жирный Скай! - взвизгнула девчонка и бегом припустилась по песку, смешно оттопыривая локти.
Сзади делая вид, что никак не может угнаться за ней, рысил Йокерит. Чаша санатория медленно приближалась к ним, большая, белоснежная... Так похожая на свод вдавленного в прибрежный песок великанского черепа.
Ледяное стекло окна неприятно холодило лоб. После занятий любовью Йоки всегда чуть-чуть подзнабливало. Алиена как-то пошутила: это оттого, что все кровь приливает к известному месту... Орк еще раз поглядел в ночь, на плечах, прибавляя мурашек, высыхали последушевые дождинки.
За окном, выходящим прямо на бухту, загадочно мерцали разноцветные "светлячки". Вдоль берега двигались огоньки: с ночного лова возвращались баркасы, собрав с океана ежедневную дань. Огоньки горели на верхушках мачт, отражались в воде, качались и кружились в темноте, и по ним было видно, как суетятся суда, стремясь прорваться к причалу. Привычная суета жизни, находит свое отражение, как в малом, так и в повседневном.
Отвернувшись от окна, орк погладил взглядом свернувшуюся в комочек на их постели девушку. Сонная улыбка, ровное дыхание... Стараясь не потревожить ее сна, Йоки аккуратно прилег рядом. Ему, как обычно, не спалось. Наверное, мешали мысли - слишком много их теснилось в уставшей от бессонницы голове. Мыслей о будущем: встреча с дедом, свадьба, Столица... О прошлом... Йокерит, подавил вздох. Школа, в которой не место покалеченному эльфийским штурмовиком орку... Рикки...
"А ведь ты ее даже не узнал тогда, в госпитале", - напомнил он себе.
Действительно, поглощенный борьбой с грызущей болью, испуганный бессильной немощью и ужасающим чувством отсутствия тела, он не сразу узнал в бритоголовом, длинношеем мастер-курсанте, которого впустили в его палату "палачи-лекари" Рикки. А когда узнал...
"А все же так лучше", - в который раз убедил он себя, - "Рикки станет офицером, негоже виснуть на ее ногах обузой. У нее будет яркая жизнь, жизнь о которой нам когда-то мечталось... Мне там места нет... Надо быть там, где ты нужен..."
"А ты уверен...", - хотел занудить, по своему обыкновению, голос предков.
"Да", - коротко обрезал орк, и в который раз глянул в безмятежно-детское, такое беззащитное во сне личико Линн.
"Помнишь, какие слова я тогда говорил Алиене?" - додавливал он голос предков, - А разве Линни ушла?
"А может...", - снова занудил голос.
"Может", - согласился орк, - "когда, от тебя сначала терпят идиотские гнусности, потом вместе с тобой глядят в глаза смерти, потом возятся с твоей гниющей от пролежней тушкой, а потом без всяких условий едут за тобой в такую дыру как Нордвинг - это значит много!"
Йокерит прислушался к себе - голос предков молчал.
"Молчание - знак согласия", - вспомнился афоризм дядюшки Йохара.