— Почему один, вот Крат с тобой… — Кинт кивнул на кочевника, который уже заботливо разгребал солому в углу сарая, готовя себе лежанку, — Я буду по соседству, так надо. Видел дом напротив с красным фронтоном?
— Да.
— Я буду там, надеюсь, профессор-северянин сделал все, как мы договаривались, и снял апартаменты.
— А если нет?
— Если нет, — Кинт почесал затылок, отчего его шляпа съехала на лоб, — если нет, то мы зря проделали весь этот путь.
С громким хохотом из дверей харчевни вывалилась подвыпившая компания — несколько продажных девиц и судя по виду трое наемных людей. Один из них бросил взгляд в сторону новых постояльцев и вполне дружелюбно улыбнулся…
— О! В этом городе скоро станет тесно от наемников разных мастей! — хохотнул он, — с прибытием, господа!
— В этом городе всегда будет работа для таких как мы! — обернулся к ним Тилет и тоже расплылся в улыбке, только по остекленевшим глазам было понятно, что он уже готов пустить вход свои клинки.
— Удачи в нашем нелегком ремесле, господа! — компания, продолжая веселиться, направилась через арку на улицу.
— То-то смотрю, какие уставшие, — пробубнил Тилет, поскреб густую щетину на скуле и проводил их взглядом, недобрым взглядом.
— Тилет, сначала дело, ты помнишь? — пихнул его в плечо Кинт.
— Да, помню… пошли сначала поедим, а? А потом дело, вон какие ароматы! — Тилет громко проглотил слюну.
Со стороны двери харчевни действительно пахнуло специями и жареным мясом, да так, что и у Кинта сразу заурчало в животе.
— Хорошо, отнеси вот эти вещи в комнату, затем ступай в харчевню и закажи нам еды, про кочевника не забудь, пусть ему сюда вынесут, а я пока отлучусь ненадолго.
— Куда?
— Проверю, все ли правильно сделал профессор-северянин…
Кинт вышел на улицу из арки с саквояжем-футляром в одной руке, тростью в другой и дорожной сумкой за спиной и осмотрелся вокруг. Гостиница располагалась на тихой улочке, людей немного, а те, кто шел или ехал верхом по своим делам, явно никуда не спешили. Он внимательнее присмотрелся к деталям — все, или почти все горожане вооружены, причем к своему оружию они относились уж точно не как к элементу одежды. Мимо прошел молочник, побрякивая стеклянными бутылями в деревянной разноске, на нем был старый, из потертой кожи пояс с револьверной кобурой, а костяная рукоять револьвера отполирована до блеска. Большинство прохожих приветствуют друг друга, приподнимая шляпы, котелки или почтительно кивая.
Трехэтажный каменный дом с красным фронтоном, выделялся на этой улице — он наверняка здесь один из самых старых. Северный угол давно порос мхом и пророс плесенью, камни изъедены ветрами и, конечно же, сколы от попаданий пуль, есть и совсем свежие.
— Что вам угодно? — поинтересовались из-за двери спустя минуту, а в отверстии появился глаз, веко которого было обезображено шрамом.
— Добрый день.
— Может быть и добрый.
— Мой хороший друг должен был снять у вас комнату для меня.
— Ваше имя?
— Жако, Дак Жако.
— Аканец?
— Это что-то меняет?
— Нет, — лязгнул засов, и тяжелая дверь со скрипом отворилась, — заходите.
Внутри небольшой гостиной, из которой наверх вела железная винтовая лестница, царил полумрак, пахло сыростью и подгоревшими фитилями масляных ламп. Перед Кинтом стоял… нет, стояла женщина, с виду, так она будто чудом пережила свой срок на каторге в рудниках. Кинт даже взгляд отвел в сторону лестницы, затем осмотрел поверх ее головы всю гостиную.
— Комнату для вас оплатили на три дня, но если бы вы опоздали еще на день, то плакали ваши денежки, вы задержались на неделю! — голос этой женщины мало отличался от мужского, был с хрипотцой и очень низким.
— Дорога дальняя, и трудная.