Пёс войны

– Ты сможешь. Ты сильный, – ответил индеец с твёрдой уверенностью в голосе.

– Твои бы слова да богу в уши, – проворчал Араб, тяжело вздыхая.

Продолжая шагать, он то и дело прислушивался к своим ощущениям и каждый раз вынужден был признать, что чувствовал себя всё хуже. По сравнению с тем, что ему уже приходилось пережить, рана была пустяковая. Ни кости, ни крупные артерии задеты не были, но тем не менее ему становилось всё хуже. Судя по ознобу и выступившей испарине, начиналась лихорадка, а если учесть, что все возможные прививки от подобных хворей его организм получал регулярно, это было особенно странно. Кроме того, она началась слишком уж быстро. Араб по опыту знал, что лихорадка от ранения начинается только через пару дней, а сейчас прошло не более трёх часов. Задумавшись, он споткнулся о торчавший из земли корень и едва не упал, удержавшись на ногах только благодаря тому, что шедший следом проводник успел ухватить его за шиворот, как напроказившего котёнка. Оперевшись правой рукой о ствол ближайшего дерева, Араб тяжело вздохнул и, бледно улыбнувшись, прохрипел:

– Спасибо, приятель.

– Похоже, тебе совсем плохо, – покачал головой Дункан.

– Да уж, бывало и лучше, – усмехнулся Араб, опираясь плечом о дерево.

Услышав их разговор, шедшие впереди воины поспешили обратно и, сняв с плеч поклажу, вопросительно уставились на Араба. Ответив им кривой от подступавшей дурноты усмешкой, он удручённо покачал головой и, проглотив подступающий к горлу ком, тихо сказал:

– Похоже, вам придётся прогуляться сюда дважды, парни.

– Идти ты уже не можешь? – осторожно спросил Майк.

– Не понимаю, что происходит, но так плохо мне было только после того, как я потерял ведро крови. Не знаю, что это такое, но случай не простой, – прохрипел Араб.

– Что нам делать? – быстро спросил Майк.

– Он знает, – кивнул на проводника Араб, медленно опускаясь на траву.

Быстро скинув с плеча винтовку, Дункан аккуратно прислонил её к дереву и направился в заросли, вытаскивая из ножен мачете. Быстро срубив несколько молодых деревьев и обрубив ветки, он связал полученные жерди верёвкой, имевшейся в его бездонной сумке, а полученную конструкцию накрыл одеялами. Воины уложили Араба на носилки и, сложив в ногах всю поклажу, осторожно подняли их. Привязав к передним ручкам носилок ремень, снятый с винтовки, индеец закинул его себе на шею и встал впереди. Задние ручки носилок взяли воины. Темп задавал Дункан, и воины, подстроившись под его шаг, быстро пошли следом. Но Араб этого уже не видел. Едва улёгшись на носилки, он расслабился и тут же потерял сознание. То и дело один из воинов осторожно прикладывал пальцы к его шее, чтобы убедиться, что он жив. И каждый раз взгляды становились всё беспокойнее. Шедший впереди индеец, неожиданно остановившись, осторожно опустил свой край носилок на землю и, дождавшись, когда воины сделают то же самое, быстро подошёл к голове лежащего. Присев на корточки, проводник быстро нащупал артерию и, покачав головой, принялся быстро разматывать бинт на плече раненого. Стоявшие рядом воины озадаченно переглянулись, но мешать ему не стали, ведь Араб сам признал, что этот человек знает, что делать. Но как только последние витки пропитанного кровью бинта были сняты и рана обнажилась, оба дружно ахнули. Кожа вокруг аккуратной дырочки радиусом пятнадцать-двадцать миллиметров была чёрной и воспалённой.

* * *

Готовя группу к выходу в Колумбию, директор Сторм тихо ненавидел самого себя. Приказ, не допускающий двойного толкования, полученный лично от сенатора Ливински, был, по меньшей мере, чудовищным. Сам директор давно уже считал себя законченным циником и сволочью, которой давно приготовлено особо тёплое местечко в аду. Но, столкнувшись с этим проектом, он понял, что никогда больше не сможет спокойно относиться ко всему, что связано с научными изысканиями.

Но и не выполнить полученный приказ он не мог. Собрав в кулак волю и всё остатки ещё имевшегося цинизма, он коротко поставил задачу командиру группы и, выпроводив его из кабинета, достал из ящика стола початую бутылку виски. Свинтив крышку, он основательно приложился к горлышку и, утерев губы ладонью, прошептал:

– Прости нас, Господи, ибо не ведаем, что творим.

Словно в ответ на его мольбу, за окном раздался сильный удар грома, и как будто издеваясь, зазвонил телефон спецсвязи. Вздрогнув от такого совпадения, Сторм тихо выругался и, вздохнув, снял трубку. Услышав ставший уже ненавистным голос сенатора, он усилием воли взял себя в руки и, выслушав вопрос, доложил, что всё сделано в соответствии с полученным приказом.

Положив трубку, он ещё раз приложился к бутылке и, криво усмехнувшись, проворчал:

– Помяни чёрта, он тут как тут.