«Пёсий двор», собачий холод. Том I (СИ)

Эта детская гордость за свои достижения, так сказать, интеллектуальные выглядела нелепо и совершенно искренне. В Академии для портового мальчишки, взрощенного с некоторых пор таврами, жизнь была лёгкая, а потому, как оно и водится, скучная. Ему не хватало задач посложнее. Он и с Хикеракли-то заговорил голосом человеческим потому только, что тот подбросил сложную задачу аж дважды: сперва оказался в состоянии съездить по уху, потом сочинил всю эту (ему совершенно ненужную) аферу с Плетью. Это он, он, Гныщевич, был у Хикеракли как на ладони, а вовсе не наоборот.

А детская гордость в сочетании с детской же заботой о дурацкой шляпе была трогательной.

Два же других дела Хикеракли фигурой речи не были по-прежнему. И если одно из них являлось мероприятием, так сказать, увеселительным, без особого толку, то другое — другое имело наипрямейшее отношение к «другу его Метелину». И Скопцову. Было оно обещанным и запланированным их разговором, где Хикеракли-своднику полагалось всенепременно присутствовать вот уж двадцать минут как.

А раз двадцать минут как — то и что уж тут теперь поделаешь, чай не маленькие.

— За тобою теперь должок, — самодовольно бросил он немедленно ощерившемуся Гныщевичу, — да не за тавра твоего, не дёргайся. Сугубо финансовый. Ты мне сапоги попортил.

Глава 8. Январские ветры

Январь весь трещал под сапогами и крал дыхание. К назначенному месту Метелин пришёл раньше срока (просто не было мочи сидеть на месте), но перед дверьми ресторации развернулся, не решился мучить себя ожиданием — а ну как ещё напьётся до всяких разговоров, без того боязно, что не удержит себя в руках и…

И, собственно, что?

Раскидает пару столов в очередном заведении поприличней? Да кого уже этим удивишь. Нарвётся на санкции не только финансового характера? Да и это теперь уже было. Унизительно, мерзко, стойла, но в известном смысле даже душеполезно. В городе оно, конечно, не так, как в Академии — да в том и дело, что в городе оно не так! Это Академия различий не знает, а в городе он граф Метелин, в городе по-иному сложится.

Граф Метелин.

По документам — очень даже граф, очень даже Метелин. А по правде? Когда в детстве на отца ярился, мечталось: никакой он не графский сын, подкидыш, вон и волосы вправду черны до блеска, а отец его в дом взял по обещанию, клялся молчать и таить, но на совершеннолетие-то вызовет в кабинет, достанет из сундука ветхие пожелтевшие письма…

Объяснит, наконец, почему смотрит не в глаза, а пересчитывает пуговицы рубашки, трапезничает отдельно и, выезжая за город раз в сорок лет инспектировать чахнущее производство, не берёт с собой, сколько его ни упрашивай.

За город Метелин выехал сам, да так резво, что месяц потом прокутил в Столице. Родственник покойной матери навещал Петерберг, поддался уговорам, надумал показать шестнадцатилетнему Метелину настоящую, мол, светскую жизнь, которой отродясь, мол, в вашей припортовой дыре не было. Настоящая светская жизнь пошла к лешему со второго вечера, Метелин сбежал от родственников в трактирную комнатушку с видом на разбитую дорогу промеж полей.

И вернулся с позором к отцу, когда поиздержался, а столичные родственники отказались оказывать помощь — кроме той, которая поспособствует скорейшему отправлению обратно в Петерберг.

Метелин поёжился под порывом январского ветра, понял вдруг, что позабыл часы, а кружит заснеженными улицами уже давно — всяко теперь опаздывает. Ресторация для встречи была выбрана солидная, в аккуратном и солью покусывающем сапоги Конторском районе — сын генерала Скворцова может себе позволить. Хикеракли, взявшийся приглашение передать, ворчал, что уж в Конторском-то районе его услуги посредника возрастают в цене — но не всерьёз, конечно, просто набивался на дармовую выпивку. Мог не напоминать, Метелин проставил бы ему и так — без глупых хикераклиевских прибауток не ясно, как сыну генерала Скворцова в глаза смотреть.

А пришлось — Метелин опаздывал, но Хикеракли, выходит, опаздывал ещё сильней, поскольку сын генерала Скворцова в дальнем от входа, зато хорошо освещённом углу сидел один. Уже заказал бутылку столового вина и тарелку какой-то сырной закуски, но не притрагивался. «Скопцов», — вспомнилось Метелину. Неуважительно, зато по делу.

— Прошу прощения, если заставил ждать. Учебные нужды задержали, всё-таки экзаменационная неделя, — зачем-то соврал Метелин.

— Ничего-ничего… — покраснел вместо него сын генерала Скворцова и тотчас был ещё больше смущен подскочившим официантом, который проморгал взять пальто Метелина у входа и бормотал теперь какую-то заученную чепуху. Назначает встречи в солидных ресторациях, а не замечать официантов не приучен, одно слово — Скопцов.

— Впрочем, меня извиняет, что пришёл я всё-таки не последним, — воззрился Метелин на пустующий третий стул.

— Ужасная неловкость.

— Наш общий знакомец вообще любит пренебрегать социальными условностями.

— Что вы, граф, не сердитесь, я уверен, его отвлекло что-то существенное, иначе бы он непременно был уже здесь!