«Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

Золотце от души всхлипнул. В ту же минуту его принялись гладить три пары нежных ручек, что означало: бесконечные расспросы о новостях из Петерберга эффект возымели самый романный, жадные до всех форм любви горничные давно сочинили ему петербержскую судьбу на своё усмотрение и теперь оной упиваются. Ни одной мелодраматической подробности он пока не озвучил, а горничные уже со своим воображением договорились. Оно, конечно, не гарантирует, что и впредь удастся избегать выцарапывания глаз, но чем уж богаты.

— Ну не убивайся, сладкий! — ворковала горничная из Канцелярии. — Я знаю, что тебя утешит: скоро всё-всё про Петерберг твой прояснится. Прояснится, ты не бойся. Вот только что Тепловодищев прикатил, ему писульку из Европ в руки сунули, а он ка-ак заголосит: чего, мол, мы ждём? Срочное, мол, заседание уже объявил кто? А коли срочное — это, стало быть, всего за два дня соберутся. Ну, может, за три. По Петербергу заседать будут, по нему одному!

Золотце нахмурился: заседаний Четвёртого Патриархата, посвящённых именно Петербергу, прежде не созывали. Заседание — это ведь когда все-все члены являются, по протоколу не больше четырёх единовременно могут отсутствовать. А чтоб такая прорва надутых господ обсуждала всего один вопрос, нужен взаправду весомый повод.

Ох, неужто разобрались наконец?

Горничная не в Золотцевом вкусе на горничную из Канцелярии бросила взгляд столь гневный, что странно даже, как та от него не задымилась.

— Ты и не разумеешь, небось, о чём писулька! И не «писулька», милочка, а телеграмма.

— Да какая разница, главное — заседать будут. Она ж не из Петерберга, а из Европ! Что Европы-то знать могут такого, чего у нас не слыхали?

— А вот и могут, — клацнула зубками горничная не в Золотцевом вкусе и с торжеством обернулась к нему: — Европы, котик, телеграфируют, что в Петерберг новый наместник должен был в том месяце приплыть. А от него ни слуху ни духу. Теперь-то точно инспекцию направят!

После того, как весть прозвучала, минуло ещё полчаса нежных ручек — и в эти полчаса Золотце накрепко запомнил походку каждой устремившейся по позвоночнику мурашки. О таком надо немедля слать голубя, но от горничных попробуй сбеги, тем паче когда они тебя утешают. До вечера Золотце всё же терпеть не стал, сослался на соусы — пусть утешения и перемещались потихоньку за известную грань, суля обернуться действительно редким сладострастием.

Вот тогда Золотцева история про повстречавших друг с другом дам была бы позадорней батюшкиной, но пришлось честно сказать себе: с мурашками имени нового наместника так и так ни лешего бы не вышло.

Мы же не в авантюрном романе.

До обиталища господина Ледьера, голубиного собеседника батюшки, от Патриарших палат пути было часа на два: страшный, страшный город Столица, конца и края ему не видать! А уж в бедненьких сапогах и плохонькой шубейке, нужных для убедительности, пробежку не устроишь — скользко, тесно, неудобно. Какое, оказывается, счастье дорого одеваться. Пока не попробуешь обратного, не поймёшь.

В пустом омнибусе Золотце рискнул раскрыть труд мистера Фрайда, которым шифровались голуби, и тем сократить себе и будущему письму дорогу. Раньше шифровал он строго под кровом господина Ледьера — и конфиденциально, и ошибка глупая не прокрадётся — но сегодня мочи не было ждать.

Наместников обыкновенно посылали без лишнего шума. Слухи о скорой смене европейского надзирателя над городом, конечно, начинали расхаживать загодя, но мало кто умел отличать их от пустого фантазирования. В том и ценность тихого прибытия, чтобы Городской совет не успел подготовиться, причесаться на европейский манер и заглушить миазмы духами. Четвёртому Патриархату Европы тоже не докладывали до последнего — все всем родственники и деловые партнёры, непременно кто-нибудь да передаст в город намёк.

Будь оно всё иначе с оповещением, может, нового наместника и не решились бы внаглую хватать. А может, и решились бы — сведения Золотца из дома были скудны и шифровались по мистеру Фрайду.

Но раз Европы телеграфировали в Четвёртый Патриархат о наместнике, значит, волнение их за Петерберг сильнее устоявшихся правил игры в проверки. И уж после такого жеста Четвёртый Патриархат отсиживаться прекратит.

Хорошо это или плохо, отсюда Золотцу не разобрать. Очевидно, что переговоры перевернувшегося с ног на голову Петерберга с Четвёртым Патриархатом неизбежны, но когда для них лучшее время — теперь или потом, — пусть взвешивают в самом Петерберге.

А для того нужно поскорее выпустить голубя.

— Ну-ка повтори, кассахская шлюха! — с воплями ввалились в омнибус солдаты Резервной Армии. Золотце поначалу никак не мог привыкнуть к их красным знакам различия на таких знакомых шинелях. У Охраны Петерберга-то синие.

Мистера Фрайда с черновиком письма пришлось укрыть в шубейке.

— Как ты меня назвал? Да в твоём поганом рту зубов не останется!