Пётр Машеров. Беларусь - его песня и слава

— Пока ничего! — признался министр.— Зачисляем по общему баллу...

— Это же трагедия для таланта! — воскликнул Машеров,— у подростка душа лежит к физике, математике, но тройка по зоологии, и что же — дорога на физмат ему закрыта? То же по литературе, исто­рии?..

— Это не совсем так. Но вы, Петр Миронович, близки к истине: нет у нас пока точного критерия и системы отбора будущих педагогов,— согласился Минкевич.— Думали, но пока не нашли...

— Плохо, значит, думали,— улыбнулся Петр Миронович.— Ну не может быть, чтобы не было таких критериев. Взять хотя бы любовь к детям, коммуникативные способности... Ведь такое обнаруживается в раннем возрасте. Словом, я не собираюсь открывать вам Америку, Ми­хаил Гаврилович, но настоятельно прошу вместе с учеными, преподава­телями педвузов, директорами школ определить принципы и критерии целевого набора и творческого конкурса будущих учителей.

Окна служебных кабинетов работников, имевших отношение к об­разованию, светились позже обычного. Люди постепенно вникали в суть дела. В городах и селах стали строить квартиры и дома для учи­телей. Например, в колхозе имени М. Сильницкого Полоцкого района по инициативе председателя правления Героя Социалистического Труда Е. Кимстача возвели для учителей 8 домов коттеджного типа. Такому примеру следовали многие хозяйства. В Минске на берегу Свислочи, рядом со стадионом «Динамо», вырос Дом учителя — дворец-красавец.

Вторую часть целевой программы составили две проблемы: кого учить на учителя и как учить? Перед педвузами встала новая задача — отработать методику точного «прицела» и «попадания» в своего абиту­риента. Эту проблему решала триединая система отбора: факультатив «Юный педагог», педсовет школы и отдел народного образования, а на пороге вуза — вступительный экзамен или собеседование по специаль­ности. Ясно, что после такого «фильтра» мнений взыскательных экс­пертов в педвузы стало приходить больше ребят, не просто любящих школу, но и с явно выраженными способностями к работе в ней. И что характерно: юноши и девушки, прошедшие трудовую закалку в школах и на производстве, занимали лучшие рабочие места по своей специаль­ности. И здесь новая педагогика ставила высокие баллы профессиона­лизации среднего образования.

В корне менялась и «технология» подготовки будущего учителя в педвузе. На первое место вместо нудных предметных методик вышло педагогическое мастерство. На спецкурсах и семинарах особое внимание уделялось постановке голоса и дикции, жестикуляции и умению владеть собой — словом, внешним манерам и культуре поведения. Далее от­рабатывались его внутренние «рычаги»: педагогический такт, способы убеждения и внушения, пути разрешения конфликтных ситуаций между учителем и учеником... А если еще учесть, что будущий учитель зани­мался хореографией, музыкой, вокалом, то и впрямь подготовка педаго­га в известной мере напоминала методы и средства воспитания актера, и в этом не было ничего удивительного. Работа учителя и актера во многом сродни друг другу: и та, и другая — искусство. Недаром классик педагогики А. Макаренко вспоминал: «Настоящим мастером я сделался только тогда, когда научился говорить «иди сюда» с 15-20 оттенками, когда научился давать 20 нюансов в постановке лица, фигуры, голоса...»

Творчество — как цепная реакция. Одно хорошее дело рождает два-три новых, а те — еще по два-три... Как только о реформе Ма­шерова стало известно в стране, к нему стали обращаться охаянные Минпросом СССР учителя-экспериментаторы — педагоги «новой вол­ны» Ш. Амонашвили, И. Волков, Е. Ильин, С. Лысенкова, В. Шаталов, М. Щетинин. Они присылали рукописи новых книг, и лучшие из них по указанию Машерова были изданы в минских издательствах. Приходили новые методики, учебные программы, результаты экспериментов.

По утверждению С. Павлова, настоящим откровением для обще­ственности республики стали выступления педагогов-новаторов по Бе­лорусскому телевидению. Вот их кредо: «На нашу долю выпала честь учить детей без отбора и отсева. Приемы и навыки такого учения мы в наследство не получили и поэтому обязаны вырабатывать их сами. То, что веками повторяли выдающиеся педагоги-гуманисты, что прежде было мечтой, стало для нас простой житейской необходимостью: мы должны дать нашим детям новые стимулы учения.

Какой бы слабый класс нам ни достался, мы десятилетиями не ставили детям плохих отметок, не жаловались родителям на учеников, не делали замечаний на уроках — оказывается, так учить можно. Более того, так учить во много раз легче. Попытки принуждать детей силой изматывают педагога».