Пип-шоу

— Пока нет, — покачал я головой. — Я просто хотел поблагодарить тебя.

— За что? — Мужчина выглядел искренне смущенным, когда я усмехнулся.

— За то, что всегда знал меня, — сказал я просто. — За то, что прикрывал меня, следил, чтобы со мной все было в порядке. Мне жаль, что в последнее время я бегаю вокруг, как безголовый цыпленок. Я ценю то, что ты для меня делаешь.

Я сунул ему в руку сотню, но он решительно покачал головой.

— Я не могу принять это, мистер Рейли, — твердо сказал он.

— Почему нет? — спросил его, и он виновато отвел взгляд. — Насколько я знаю, все остальные швейцары принимали чаевые. А ты их заслужил.

— Это было бы неправильно, — пробормотал он.

— Послушай, — продолжил я. — Есть ли у тебя в жизни кто-то особенный?

Он не ответил, но предательский румянец на его щеках сказал мне все, что мне нужно было знать.

— Отведи ее в «Шафран» на Пятой, — сказал я ему. — Мой друг работает там.

Мужчина посмотрел на меня с удивлением, и я громко рассмеялся.

— Что, неужели так невозможно поверить, что у меня есть друг? — спросил я, и он виновато рассмеялся. — Мы были одноклассниками в старшей школе. Я часто бывал там, когда еще… мог. Я оплачу счет. Видишь? Ты приглашаешь свою даму на хороший ужин, а мне приходится выходить из дома, бросать вызов самому себе, чтобы заплатить за это. Взаимовыгодная сделка.

— Хорошо, — наконец сказал он, яркая улыбка озарила его лицо. — Спасибо.

Я кивнул и пошел к лестнице, сделав резкий поворот, когда подумал о другом страхе, с которым я мог столкнуться в этот день.

— Эй, как тебя зовут? — спросил я швейцара.

— Эрик, — ответил он, и это заставило меня усмехнуться. — Я Эрик. Мою подругу зовут Лейла.

— Эрик и Лейла, — повторил я с кивком, нажимая пальцем на кнопку лифта для подъема. — Очень рекомендую морские гребешки.

Я махнул ему рукой и сделал глубокий вдох, прежде чем войти в лифт. Мое дыхание сразу же сбилось, паника сочилась из моих пор, когда прижался спиной к зеркальной стене. Я даже не взглянул на себя, чувствуя себя слишком напуганным и растерянным, чтобы заботиться о своей внешности. Вместо этого я сосредоточился на закрывающихся дверях лифта. Паника сотрясала мое тело, адреналин заставлял сердце прыгать и падать с силой карнавального аттракциона в свободном падении.

А потом он начал двигаться, двигаться быстрее, чем я когда-либо помнил, практически взлетая на мой этаж. Все закончилось в считанные секунды, и все это время я задерживал дыхание. А потом лифт звякнул, и двери снова открылись, показывая мне уютный, знакомый коридор, где находилась моя квартира.

Спотыкаясь, я выбрался наружу, колени ослабли, а руки тряслись, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Я держался за стену, пока добирался до своей квартиры, входная дверь которой была по-прежнему широко открыта.

Обычно прохладное спокойствие моей квартиры улучшало мое самочувствие в считанные секунды. Этой ночью, когда я стоял в дверях, она казалась стерильной и пугающей. Слишком чисто, слишком первозданно. Как в гребаном мавзолее.

Я вошел внутрь, и моя кожа привыкла к теплу квартиры. Это была перемена по сравнению с морозным воздухом снаружи, и я сел за компьютер с новыми силами и идеями.

Мои пальцы забегали по клавиатуре, я открыл сайт, посвященный интерьеру, и начал бросать вещи в корзину. За время, проведенное с Бебе, я узнал ее любимые цвета, не спрашивая, а видя их повсюду вокруг нее. Она любила серебристый и фиолетовый, поэтому я решил заказать вещи в этих цветах. Я был чертовски невежественен в интерьере, но решил, что несколько подушек, ковер и рамки подойдут.

Я хотел, чтобы она чувствовала себя здесь, со мной, как дома. Я уже работал над достижением своей цели — заставить ее жить со мной, какой бы странной ни была эта идея.

У меня никогда не было соседей по комнате. Я жил с родителями, потом с бабушкой, но никогда у меня не было соседки или подруги. Это был совершенно новый опыт, как и многое другое, когда дело касалось Бебе.

Закончив с заказом, я вошел в белую комнату и медленно начал ее разбирать.

Я не остановился, пока не снял с кровати простыни и наволочки и не принес несколько своих фотокниг, чтобы разбавить белизну комнаты. Я бросил на кровать несколько вещей, хотя никогда не буду спать в этой комнате. Она превратилась в комнату Бебе, но не для того, чтобы она могла спать одна, а для того, чтобы она могла уйти от меня, как только ей понадобится. Ей нужно было убежище, независимо от того, жила она со мной или нет.

Наконец, я взял в руки фотоаппарат. Я сделал так много фотографий Бебе без ее ведома. Оставалось только проявить пленку.

У меня было особое место, где мне нравилось это делать.

Я шел по коридору, камера тяжело лежала у меня в руках. Открыл окно в кладовую. Она была все такой же маленькой, вонь такой же сильной, а место таким же клаустрофобным, как я помнил. Я вошел внутрь, несмотря на то, что мое тело кричало, умоляя меня не делать ни шагу.