— Серьёзно! Так вышло, что я заблудился на Изнанке, а вылез под Красноярском. Ну, и случайно помог графу, а тот помог мне.
— Везучий ты, Кот. С большими людьми за просто так знакомишься. Что-то ещё? — положив амулеты на прилавок, спрашивает Китаец.
— Макр шестого уровня.
«Наконец-то вспомнил», — бурчит в мыслях Люся, а Китаец хохочет.
— Шестого… ха-ха!.. уровня. Погоди, ты серьёзно?
— Ну да.
— Зачем тебе? Это ж охренеть какая редкая и дорогая штука.
— Мне для редкого ритуала, чтобы помочь дорогому другу.
«О-о, я для тебя дорогой друг? Какая милота», — тает Люсиль.
— Кхм, ну… — торгаш немного теряется. — Узнать-то можно. Иногда на чёрном рынке появляются, иногда на белом. Из других городов можно заказать. Только аванс нужен, одной болтовнёй такую вещь не достать.
— Сколько?
— Пара тысяч минимум.
— Держи четыре, — без сомнений выкладываю деньги на прилавок. — Чем быстрее найдёшь, тем лучше, но не торопись. А сколько вообще будет стоить такой камень?
— Ну тысяч пятьдесят-шестьдесят, думаю так, — мигом сгребая деньги, отвечает Китаец. — Может, и дороже, если на аукционе. Ты скажи, сколько готов отдать.
— Ну, пусть будет до сотни. Только лучше бы дешевле, конечно…
«Жадина!» — мне кажется, будто Люсиль показывает язык.
«Слышишь, белая, где я тебе такие бабки добуду? Это мне разок с Маргошей повезло и ещё разок с Бердышом. А сейчас, как видишь, крутиться приходится, а запасы тают всё равно».
«Да у тебя ещё больше тридцати тысяч в заначке, мне-то не гони!»
— Э, Рыжий, — торговец щёлкает пальцами у меня перед лицом. — Чего завис?
— С духовным питомцем разговаривал.
— У тебя питомец есть? Продай!
— Пошёл в жопу, Китаец, — ласково отвечаю. — Ты вообще что-нибудь не покупаешь?
— Всё покупается, всё продаётся, — узко щурится барыга. — Особенно если знать нужных людей.
Прощаюсь, выхожу из магазина, и железная дверь за моей спиной закрывается на два замка и четыре засова. Активируется охранный арт, и я спешу отойти подальше.
— Люся, это тебе, — ложу одну из «цитаделей» в нагрудный карман.
— Что? — мышка вдруг появляется у меня на плече. Прохожих рядом нет. — Зачем?
— На всякий случай, для защиты. Помочь надеть?
— Да, наверное…
Без лишних заморочек срываю с амулета крепление для одежды, творю печать Липучки и креплю «цитадель» к груди альбиноски. На ней он выглядит как нагрудник.
— Печать сама поддержишь. Тебе идёт.
Люся молча, наклонив мордочку, пялится на своё новое защитное украшение. Потом переводит красные глаза на меня.
— Извини, я растерялась. Мне никогда ничего не дарили. Спасибо?
— Это вопрос? — ухмыляюсь. — Пожалуйста. Носи на здоровье.
Еду на Эклере, временную лошадь привязал к седлу. Возвращаюсь в поместье губернатора. Хотелось бы заехать за печеньем или ещё какими-нибудь вкусняшками, но торговые ряды в центре, а там стреляют. Теперь точно слышу.
К Окуневым не поеду. Потом. Накатался уже сегодня. Думаю, они не расстроятся, с учётом обстановки в городе.
Наконец-то возвращаюсь в поместье и сразу иду в спальню. Светик жалуется, что ей здесь скучно, поэтому идём гулять и лепить снеговика. Как раз сегодня выпало много свежего липкого снега. Немного помогаю магией, и мы скатываем великана ростом под четыре метра. Чтобы вставить ему нос-морковку, Свете приходится встать на мои плечи. Да и морковку пришлось отыскать здоровенную.
Нагулялись, замёрзли, поэтому очередная горячая ванна и другие горячие процедуры были очень в тему…
Бунт продолжался ещё несколько дней. Я сгонял на Изнанку, немного поохотился один и добыл четыре крупных макра. Когда принёс их в штаб, то уже не смог больше динамить Катю. Сводил её в кафе, а потом мы поехали в гостиницу и устроили такие дикие скачки, что я, честно говоря, прифигел. Катюша и правда оказалась любительницей покричать и грязно ругаться во время секса.
Спору нет, было весело и волнующе, но очень уж непривычно. Я остался в лёгком недоумении и не был уверен, что хочу ещё раз оставаться с Катей наедине.
Всё остальное время я проводил в поместье. С удовольствием играл на пианино, гулял со Светой, а ещё снова взялся за создание сигила. До тех пор, пока не кончился бунт, удалось закончить один из шести символов.
Но вот, наконец, в городе воцарился покой. Старый губернатор официально признал свою вину, и его отправили на суд в Москву. Николай Павлович так и остался временно исполняющим обязанности.
В один прекрасный вечер мы с ним наконец-то садимся в кабинете. Николай выглядит изнурённым. Обычно аккуратно убранные длинные волосы растрёпаны, под глазами темнеют круги. На лице застывшая то ли грусть, то ли злоба, то ли и то и другое одновременно.
Не спрашивая, Мережковский наливает водки в две рюмки. Не чокаясь со мной, выпивает первую и тут же наливает снова. На этот раз тянет руку:
— За победу.
Молча киваю, выпиваю только половину рюмки, сразу закусываю чем пожирней. Сегодня у нас не только лимончик, Николай приказал накрыть нормальный стол. А я хочу остаться трезвым, хотя бы относительно.
— Тяжёлые были дни, — признаётся губернатор, глядя сквозь стол. — Много сложных решений, много погибших товарищей. Много лишних смертей вообще.