Пир Джона Сатурналла

— Ее звали Беллика. Она появилась в наших краях, когда римляне убрались восвояси, и принесла в долину Пир. Мама говорила, в саду Беллики произрастали все на свете растения. И обитали все живые твари, которые ходят, ползают, летают и плавают. Тогда Пир принадлежал всем, говорила она. Все мужчины и женщины сидели за столом как равные и изъявляли свою любовь друг к другу…

— Как мы с тобой. — Лукреция улыбнулась, но Джон еще не закончил.

— А потом пришел Колдклок, — сказал он, темнея лицом. — Одни говорят, что он полюбил Беллику. Другие — что она была ведьмой и опутала его своими чарами. Он сидел за ее столом и пировал вместе со всеми. Но он дал клятву служителям Иеговы. Те заявляли, что Беллика околдовала долину своим Пиром, и потому Колдклок поклялся вернуть долину Христу. Он разорил ее сады, затушил огонь в ее очагах и порубил топором ее столы. Знание о Пире было утрачено, если не считать книги…

Джон умолк. Пока он говорил, улыбка Лукреции погасла и лицо приняло странное выражение. Внезапно она словно отдалилась от него.

— Что с тобой? — спросил он.

— Ничего, — быстро ответила она. — Просто он предал Беллику. Пировал за ее столом, а потом взял и напал на нее. — Девушка потрясла головой, будто прогоняя неприятную мысль, а потом схватила Джона за руку. — Пообещай, что ты никогда не предашь меня.

Под зоркими взглядами слуг они держались бесстрастно и обращались друг к другу сухим, официальным тоном. Но Филипу постоянно приходилось напоминать Джону о котелках, забытых на огне, или блюдах, поставленных остужаться и тоже забытых. «Похоже, Эфраим Клаф ушел, прихватив с собой твою голову», — в сердцах говорил он другу.

Садовники Мотта выгребли из церкви камни и притащили туда стол. По воскресеньям обитатели усадьбы собирались там для псалмопения и совместной молитвы. Незадолго до Рождества Джон и Филип обошли все продуктовые кладовые и мансардные хранилища.

— Яблок у нас навалом, — доложил Филип. — Бекон, окорока, полмешка сушеных фруктов, несколько банок разносолов и сахарная голова. Два мешка крупной муки. Овцы все еще дают молоко. Миссис Гардинер обещала приготовить брынзу и сыворотку. Морковь и репа хорошо сохранились. Можно сварить сладкую пшеничную кашу на молоке и испечь мясной пирог. Можно заколоть свинью. Но нам нужны дрова. От поленницы во дворе уже почти ничего не осталось… Ты меня слушаешь, Джон?

Они с Лукрецией праздновали длинные ночи любви, укрываясь за тяжелыми темными портьерами. Сидя у огня, она читала вслух стихи из черной книжицы, а потом вставала и осторожно, стараясь не поднять пыль, обходила кресло, маленький столик и колыбель. Она заплетала для него тугие косы — он любил медленно распускать их, накручивая на пальцы густые пряди, занавешивая волосами ее лицо. Темные глаза Лукреции неотрывно смотрели на него сквозь спутанные локоны.

— Я тебя возненавидела с первого взгляда, — прошептала она.

Джон сонно кивнул:

— Я тебя тоже.

Они переглянулись через длинную подушку.

— А что, если они узнают? — тихо спросил он. — Пирс, сэр Уильям…

— Они далеко.

— Но ведь они вернутся.

— Тогда ты покинешь меня. Сядешь на лощадь и уедешь в долину. Ты меня забудешь…

— Не забуду. Ты выйдешь замуж за Пирса.

— Может, он найдет себе другую. По своему вкусу. Говорят, парижские женщины необыкновенно очаровательны. Какого ты мнения о парижских женщинах, мастер Сатурналл?

Но у Джона испортилось настроение.

— Ты выйдешь за него, — повторил он.

— Умерь свой гнев, мастер Сатурналл.

Казалось, они вот-вот поссорятся, но, прежде чем Джон успел ответить, из-под одеяла раздалось громкое урчание. Он расхохотался, а Лукреция залилась краской.

— Ты мой повар, мастер Сатурналл, — сказала она. — Ну-ка, накорми меня.

— Первые мужчины и женщины пили пряное вино. Они нагревали белое вино с медом на огне и приправляли шафраном, корицей и мускатным орехом. Потом обжаривали финики и клали в горячий напиток…

Джон склонялся над ней, легко касаясь губами ложбинки между лопатками. Слова из материнской книги легко всплывали в памяти, словно откликаясь на голод Лукреции. Снова в воздухе струились дурманные ароматы, и горячее вино согревало желудок. Он бормотал знакомые слова, и воображаемый хмельной напиток растекался теплом по телу, как когда-то в морозном лесу. Теперь целительное вино действовало на них обоих. Когда Джон добрался до шеи, девушка перевернулась на спину.

— Я хочу попробовать твоего пряного вина, — потребовала она.

Джон взял с подноса высокий кувшин, наполнил чашу и стал смотреть, как Лукреция пьет, как вздрагивает тонкое горло при каждом глотке. Она подобрала пальцем каплю, скатившуюся по подбородку, и слизнула ее. Потом наконец повернулась к нему, с сомнением хмурясь:

— Должна сказать, мастер Сатурналл, что финиками здесь и не пахнет.

— Видимо, они недостаточно размягчились. А может, нерадивый повар забыл поджарить косточки или добавить шафран, гвоздику и корицу…

— Боюсь, мастер Сатурналл, твое пряное вино больше напоминает холодную воду.

Джон с притворным удивлением вскинул бровь: