Пир Джона Сатурналла

— Леди Лукреция, — проговорил он, странно растягивая слова, — позвольте высказать вам восхищение вашим столом.

Лукреция недоуменно воззрилась на него:

— Моим столом, лорд Пирс?

— Да, вашим столом. — Юный Кэллок повел рукой, указывая на серебряную посуду; леди Каролина шепнула еще что-то. — И вами, — добавил он.

Речь у него была не столько протяжная, сколько невнятная. Наверное, он всегда так говорит, подумала Лукреция. Внезапно она почувствовала, как из согретого вином желудка с бульканьем всплывает пузырь веселья. Девочка еще раз оценивающе взглянула на скошенный подбородок и высокий выпуклый лоб Пирса. На длинный нос и близко посаженные глаза. Ну ни дать ни взять белая редиска, опять подумала она и на сей раз прогнать неуместную мысль не сумела. Она прыснула со смеха, и юноша нахмурился.

— Прошу прощения, лорд Пирс, — сдавленно проговорила Лукреция. — Я поперхнулась. Ничего страшного, сейчас пройдет. — И снова прыснула.

— Вы смеетесь надо мной? — Голос Пирса звучал хрипло.

Он сузил глаза и медленно повел мутноватым взором по сторонам. Леди Каролина отставила винный кубок подальше от сына.

— Я над собой смеюсь, — задыхаясь от безудержного смеха, пролепетала Лукреция. — Уверяю вас.

Ох и дура же она! Глупо было воображать, что Пирс Кэллок рука об руку с ней войдет в мир, который она намечтала в своих детских играх. Что он может явиться в чужом обличье, как переодетые пастухами принцы в стихах. Он именно такой, каким кажется. И долина Бакленд тоже. Ее мать отдала жизнь за сына. А не за нее.

Свечной свет загустел, золотистые язычки пламени потускнели, стали темно-желтыми. Редисоподобное лицо Пирса вдруг вытянулось и словно обвисло. Я захмелела, осознала Лукреция. Миссис Поул смотрела на нее страшными глазами с другого конца стола. Девочка вновь затряслась в приступе истерического смеха, но уже не испытывая ни малейшего веселья. Пирс продолжал буравить ее подозрительным взглядом. Потом в дальнем конце залы возникла какая-то суета: там, у арочного прохода, собирались подавальщики.

Кухонные работники трудятся, как рабы на галерах, жаловалась Джемма. Она почти не видит своего поваренка. И вот мистер Квиллер ввел в Большой зал вереницу слуг в зеленом, которые несли тяжелые подносы, уставленные блюдами с яствами.

* * *

От громадного очага катились мощные волны жара. Филип и Джон бегали во двор и обратно, таская в кухню охапки поленьев. Отодвинув плечом кожаный полог, они пробирались между лавками и столами, где громоздились кучи ощипанных птиц, висели на крюках окорока и полоти, теснились котелки и миски с сахарной пудрой, мелко нарубленной зеленью, резаными лимонами, сквашенными сливками… Вокруг Джона бурлила вздутая река запахов: жарящееся мясо, кипящие супы и соусы, острые ароматы уксуса и вержуса. Мальчики осторожно проходили со своей ношей между жаровнями и складывали дрова на железную подставку. В зияющей пасти очага тускло отблескивали передаточные колеса, рукояти и железные прутья гигантского вертельного устройства. Там Колин Черч и Льюк Хобхаус нанизывали на длинные шампуры ощипанные тушки каплунов, фазанов, гусей, уток и птиц помельче, которых Джон не мог опознать.

— Вы двое будете крутить, — сказал мальчикам Андерли, указывая на металлическое колесо с двумя рукоятями. — Надеюсь, справитесь?

Стук, треск, лязг и звон, исходившие от столов и лавок позади них, раскатывались эхом под сводчатым потолком, и казалось, сам воздух сотрясается от шума. Теперь к этой какофонии звуков примешался еще и резкий скрип вертельного устройства.

Мальчики поворачивали колесо двадцать раз, потом останавливались и ждали, когда Льюк или Колин польет жиром птичьи тушки, подернутые хрусткой золотистой корочкой. Жир крупных птиц, насаженных на верхние шампуры, капал на нижние шампуры с мелкой дичью и стекал в стоящие внизу поддоны. Колин плескал в булькающую жидкость с восьмушку пинты холодной воды и принимался обрызгивать тушки.

Пока Джон и Филип с натугой вращали колесо, подчиненные Квиллера в зеленых жакетах сновали вверх-вниз по лестнице, толкаясь локтями. На другом конце очага Сковелл помешивал в своем огромном медном котле, изредка зачерпывая половником темно-красное варево и выливая обратно длинной тонкой струей. За терпким ароматом вина Джон различил гвоздику, мускатный орех и мед. И еще перец. Мальчик ощутил знакомое щекотание в глубине горла: он хорошо знал этот букет запахов.

— Процедить через гиппокрасный мешок, — скомандовал Сковелл и сделал знак троим младшим поварам, которые мигом повернули железный кронштейн с висящим на цепи серебряным чаном.

Медный котел перетащили на скамью, а огромный блестящий сосуд поставили на пол под ним. В чан поместили большой муслиновый мешок, котел накренили, и пряное вино хлынуло дымящимся потоком, перешибая своим густым ароматом все прочие запахи, наполняющие помещение.

— Посторонние могут войти! — гаркнул Сковелл.