Читаем Пир Джона Сатурналла полностью

Под медным варочным ковшом тлели угли. На дрожащей поверхности сиропа медленно надувались и лопали пузыри. Сегодня утром мальчику поручили следить за ним. Он опасливо тряхнул ковш и увидел, как мелкие зернышки всем скопом поплыли по кругу в лениво вращающейся густой жидкости. Потом вернулся к своей работе.

Грудные перья вылезали свободно, большими пушистыми пучками, но хвостовые были словно гвоздями приколочены. Поваренок с усилием дергал и покряхтывал, птица растягивалась и сжималась, бледно-желтая кожа далеко оттягивалась от плоти.

— Не дергай так! — раздался раздраженный голос с другого конца стола. — Кожу порвешь.

Повар грозно сверкнул глазами и отложил нож, которым разрезал тонкие белые листы теста, заполняя деревянную форму для выпечки. Он был всего пятью годами старше поваренка, но сейчас покачал головой с таким видом, словно то были не пять лет, а пять десятилетий.

— В мое время, — страдальческим тоном сказал Филип Элстерстрит, забирая у него птицу, — фазанов ощипывали во дворе при любой погоде. Если ты возьмешь птицу вот так и крупные перья будешь вырывать вот так… — он показал, — а вдобавок перестанешь кряхтеть да охать, возможно, работа придется тебе вполне по душе.

— Да, мастер Элстерстрит, — ответил мальчик, и Филип вздохнул.

— Не мастер, а мистер. Просто и ясно. — Потом он кивнул в сторону очага. — И следи за ковшом, как тебе велено.

Симеон Парфитт работал в кухне третий день. Другие повара, знал мальчик, изругали бы его на все корки. Коук так вообще запустил бы фазаном ему в голову, а потом заставил бы дочиста оттирать пол там, где упала птица. В ушах у него звучало прощальное напутствие мистера Банса: «Смотри в оба, Симеон. Язык держи за зубами. Работай без спешки и суматохи. Не вздыхай поминутно и не ротозейничай. Коли ты сумеешь выполнять любое дело хотя бы вполовину так хорошо, как выполняют остальные, никто не скажет, что я выпустил тебя из подсобной кухни прежде времени…»

И вот Симеон с самого утра смотрел во все глаза. Сперва он пристально наблюдал за Филипом Элстерстритом, в конце концов попросившим не пялиться на него. Потом следил за другим младшим поваром, который занял место у очага и, казалось, не видел вокруг ничего, кроме жаровни, пока мешал угли и устанавливал над ними медный ковш с длинной ручкой.

Ни один из поваров не научит большему, чем Джон Сатурналл, сказал мальчику мистер Банс. Ни Адам Локьер или Питер Перз, ни Филип Элстерстрит или Финеас Кампен. И уж точно не Коук. Вот почему Симеон ловил каждое движение Джона, когда тот помешивал в ковше, сосредоточенно наморщив лоб под черными кудрями. Потом Симеону выпал шанс отличиться. Взглянув на него, младший повар попросил об услуге.

— Нужно просто следить за варевом, и все, — объяснил Джон. — Как только начнет темнеть, снимай с огня. Сделаешь мне такое одолжение, а, Симеон?

Мальчик покраснел от удовольствия, что к нему обратились по имени. Джон Сатурналл знает больше, чем все повара, вместе взятые, сказал также мистер Банс. Ну, кроме мастера Сковелла, разумеется. Джон Сатурналл редко отводил глаза от своей стряпни и не глядя протягивал руку за щепотью соли, деревянной лопаточкой или мензуркой воды. Однако он никогда не колебался и не терялся, двигаясь по кухне с такой уверенностью, словно здесь родился и провел всю жизнь.

Симеон же, напротив, постоянно мешался у кого-нибудь под ногами. Поварята с разбега наталкивались на него, младшие повара проворно обходили кругом, а кто повыше рангом, те будто и вовсе не замечали его присутствия. Симеона пихали от одного стола к другому, пока наконец мастер Элстерстрит не посадил его в уголок ощипывать птиц.

По всей кухне остальные повара и поварята усердно трудились у столов и лавок. В корзине у ног Симеона лежало еще четыре птицы. Сколько ж с них пера нащиплется, размышлял он, захватывая пальцами влажную липкую кожу и выдирая крупные перья.

По совету мистера Банса он работал размеренно, стараясь не суматошиться и не вздыхать. Скоро мешок раздулся от перьев. Потом мысли Симеона начали блуждать… Однажды я тоже стану поваром, подумал мальчик и вообразил, как будет сновать между столом и очагом, управляясь с котлами и сковородами не хуже Джона Сатурналла. Он вырвал последние хвостовые перья и потянулся за следующей птицей. Может статься, сам мастер Сковелл будет спрашивать его мнение по разным вопросам…

Симеон мысленно представлял первый из таких разговоров, когда вдруг почуял дым.

Он круто повернулся, ощущая противный холодок под ложечкой. Над жаровней поднимались черные клубы. Мастер Элстерстрит вихрем пронесся мимо него и схватил ковш с подставки. Помрачневшее лицо повара и едкий запах гари сказали Симеону все, что требовалось знать о состоянии содержимого. «Как только начнет темнеть, снимай с огня…» И ведь дело-то плевое, обругал себя мальчик. А человек, доверивший ему это дело, уже стремительно шагал через кухню, словно услышав жалобный зов своего ковша.

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза