Пир плоти

— Ну и что? — пожал плечами Джонсон. — Времени у него было хоть отбавляй.

— Или у нее. Для того чтобы управиться со шкивом, много силы не надо.

Джонсон кивнул.

— Снимите шкив и веревку, — приказала Уортон. — Я пришлю к вам судебных медиков.

Джонсон снова выглянул сквозь купольную дверь в зал, а Уортон спустилась вниз.

Гудпастчер ждал ее, ерзая все на том же табурете. Вид у него был жалкий. При появлении Уортон он взглянул на нее как оставленный в одиночестве пес, дождавшийся возвращения хозяина. Уортон посмотрела на Каплана, на лице которого было написано, что он считает куратора музея недочеловеком.

— К куполу прикреплен шкив. Он всегда там находился? — спросила она.

Гудпастчер поспешно кивнул:

— Его использовали лет десять назад, когда устанавливали стол для заседаний. Стол привезли на тележке и сняли с нее при помощи шкива.

— Кто мог знать об этом шкиве?

— Кто угодно, — тут же отозвался Гудпастчер. — Достаточно просто поднять голову, чтобы его увидеть.

Что ж, возможно. Но при этом надо еще иметь чертовски острое зрение.

Появился Джонсон, держа в руках веревку со шкивом.

— У вас больше нет ко мне вопросов? Мне нужно к жене… — пролепетал Гудпастчер.

Когда он вышел из мастерской, Уортон еще долго со странным чувством смотрела вслед его маленькой фигурке, выскользнувшей за дверь.

* * *

Следующим делом в плане инспектора Беверли Уортон был допрос Рассела. Но шел этот допрос не слишком успешно. А точнее говоря, из рук вон плохо. Уортон еще никогда не приходилось иметь дело со столь трудным свидетелем. Она вполне справилась бы с его непомерным высокомерием, по сравнению с которым император Калигула выглядел застенчивым мальчуганом, если бы оно не сочеталось у Рассела с острым интеллектом и взрывным темпераментом. Расселу все сегодняшние события причинили массу неудобств, и теперь он был намерен причинить как можно больше неудобств всем без исключения, и в первую очередь полицейским.

И надо ж было такому случиться, что как раз в тот момент, когда Уортон беседовала с Расселом, в музее наконец появился Боумен.

Психика Либмана была травмирована настолько, что его пришлось отправить в больницу, так что Рассел, если не считать Беллини, оставался в кабинете куратора в одиночестве. К настоящему моменту Беллини здесь уже все опротивело, и в нем тоже закипал бунтарский дух. Лицо его, обычно имевшее кислое выражение, теперь казалось мрачнее тучи.

Таким образом, войдя в кабинет, Уортон сразу окунулась в чрезвычайно наэлектризованную атмосферу. Она была встречена мощным залпом гневных тирад, от которых даже дерево агавы, притулившееся в кадке в углу, закачалось и едва не потеряло всю свою листву. В течение нескольких минут Уортон пришлось выслушать такое количество непечатных выражений, что при всем своем богатом опыте употребления подобной лексики инспектор почувствовала себя дилетантом, попавшим на урок к мастеру.

— Прошу прощения, сэр, что пришлось задержать вас… — начала было она, улучив подходящий момент, но продолжить ей не удалось, так как Рассел завелся опять. У Беллини, который с любопытством наблюдал за происходящим, теперь осталась только одна проблема — удержаться от улыбки.

— Профессор, — попыталась урезонить Рассела Уортон, но из этого ничего не получилось, поэтому ей пришлось повысить голос. — Профессор!

Это наконец подействовало. Рассел на миг умолк, и она кинулась в образовавшуюся брешь.

— Я вполне осознаю, что у вас много важной работы, и могу только извиниться за себя и за своих коллег, но вы гораздо быстрее освободитесь, если дадите мне возможность задать вопросы, ответы на которые необходимы следствию.

Глаза Рассела злобно блеснули, но на этот раз он промолчал.

— Вы заведуете отделением патологии?

— Да, — ответил он с таким видом, будто признавался, что стоит во главе небольшого европейского государства.

— Но музеем руководит доктор Айзенменгер?.. — Это был не столько вопрос, сколько провокационный намек.

Рассел презрительно фыркнул:

— Музей — это аномальное образование, не относящееся ни к анатомическому, ни к патологическому отделениям. У него свой бюджет.

— Так что вы не имеете к нему никакого отношения?

— Абсолютно никакого! — возмущенно произнес профессор, словно его обвиняли по меньшей мере в содомии.

— Но ключ от музея у вас есть…

— Разумеется, — ответил Рассел и, поскольку инспектор ожидала продолжения, как можно снисходительнее добавил: — Я ведь профессор патологии, инспектор.

— В какое время вы вчера ушли с работы?

Он задумался.

— Полагаю, примерно в половине восьмого.

Уортон приподняла брови:

— Вы всегда так поздно заканчиваете работать?

Рассел улыбнулся, и Уортон почувствовала, что гневный блеск в его глазах нравится ей куда больше, чем эта высокомерная улыбка.

— Довольно часто. Дело в том, — решил он снизойти до объяснения, — что ко мне постоянно обращаются за советами как к эксперту, да и все эти постоянные операции в больнице плюс преподавательская работа, — так что днем совершенно нет времени заняться чем-нибудь интересным. В частности, я готовлю к публикации новую статью, занимаюсь исследованием…