Пир попрошаек

Он весьма удивился, когда дверь ему открыл не Тассо, а молодой Квэтвел – с бокалом в руке и недовольной гримасой на совсем еще юном лице. Ну, наконец-то, проворчал барон и крикнул через плечо:

– Окхэм, мы можем идти!

Красавец-лорд неторопливо спустился в прихожую, на ходу завязывая тесемки плаща.

– Добрый вечер, господин Ренфорд. – Он отобрал у Квэтвела бокал, осушил его одним глотком и вернул барону. – Вы готовы? – Окхэм быстро окинул Лайама взглядом и одобрительно кивнул. Квэтвел повертел в руках опустевший бокал и бросил его на пол.

– Идемте же! – досадливо хмурясь, сказал он.

Лайам отступил от двери и сделал пару шагов вниз по ступенькам, но лорд Окхэм не двинулся с места. Вскинув брови, он посмотрел на упавший бокал, потом на Квэтвела и опять – на бокал. Барон заворчал, потом наклонился и поднял посудину.

Резко мотнув головой – так, что длинная белокурая косичка взметнулась, – юнец развернулся и удалился. В глубине дома послышался звон стекла.

Окхэм вздохнул и спустился с крыльца, увлекая с собой Лайама.

– Эти провинциальные лорды так неотесанны… Квэтвел до сих пор удивляется, что полы в наших домах не забросаны камышом. Это удобно, говорит он, а главное – можно без опаски свинячить. Ну что, господин Ренфорд, – вы готовы к сражению?

– Полагаю, что да, милорд.

– Обращайтесь ко мне без титула и лучше – по имени, – с улыбкой предложил Окхэм. – Мне кажется, так будет удобнее. – Лайам кивнул, соглашаясь. – Постарайтесь действовать сдержанно и осмотрительно. Квэтвел в курсе происходящего – я доверяю ему, как себе, – но для всех остальных ваша миссия должна оставаться тайной.

– Я сделаю все, что смогу, – пообещал Лайам. Он обошелся в ответе без титула, но заставить себя назвать высокородного красавца по имени так и не смог. Хотя, уж конечно, не из раболепия. Многие из тех, с кем Лайам приятельствовал в годы студенчества, принадлежали к самым славным фамилиям королевства, но в компании однокашников все были с ними на «ты».

Впрочем, и отец Лайама был когда-то на «ты» с королями. Собственно говоря, мидландские Ренфорды на знать Южного Тира всегда поглядывали свысока. Но… с тех пор утекло много воды. «Незачем ворошить прошлое, – сердито подумал Лайам. – Просто ты отвык от общения с именитыми господами».

Из дома вышел надутый, как барышня, Квэтвел, и вся троица двинулась по улице вниз. Молодой барон был на голову ниже своих спутников. Маленький рост, пухлые, обиженно искривленные губы и кокетливая косичка действительно делали его похожим скорее на барышню, чем на мужчину.

Окхэм, насвистывая какой-то мотивчик, шел быстрым, размашистым шагом, Лайам без труда за ним поспевал, но Квэтвелу приходилось почти бежать, что он и делал, все больше мрачнея.

Словно для того, чтобы дать ему передышку, лорд неожиданно остановился возле празднично освещенных окон особняка Годдардов.

– Веселая вечеринка, – сказал он одобрительно, поглаживая усы.

– Торговцы! – презрительно фыркнул Квэтвел и побежал дальше.

– Так что же с того? У них есть чему поучиться, – заметил Окхэм и, подмигнув Лайаму, пошел за приятелем. Но теперь он, словно нарочно, замедлил шаги, вынуждая барона умерить свою прыть.

Они молча свернули за угол, приближаясь к парадному входу огромного особняка. Охранники с алебардами по-прежнему стояли как вкопанные, но внушительного вида лакей, которому гости вручали билеты, уже сошел со своего места. Он, привалясь к колонне, потягивал из роскошного кубка вино и беспечно болтал с какой-то девицей.

Лайам удивился, заметив, что Окхэм сворачивает к заведению Герионы, но безропотно повернул в ту же сторону. Толстуха с котлом супа все еще топталась возле дверей. Когда мужчины поднялись по широким ступеням, она присела в насмешливом реверансе.

– Веселых пирушек вам, господа!

– И вам веселых пирушек, матушка, – с улыбкой ответил Окхэм, а Лайам шутливо ей поклонился. Лишь Квэтвел сердито промаршировал мимо и встал, дергая ручки дверей. Наконец одна из массивных створок соизволила отвориться, и молодой барон проскользнул внутрь. Окхэм придержал Лайама за плечо и, усмехнувшись, сказал:

– Обратите внимание на барельефы.

– Они весьма… своеобразны. – Лайам решил ничему не удивляться, хотя и был несколько ошеломлен нет, не откровенностью сценок, изображенных на барельефах, а тем, куда его привели. – И вот странность, даже на небольшом расстоянии детали резьбы скрадываются, и с улицы эти двери смотрятся вполне благопристойно.

– Тоже своего рода… достоинство, – с заминкой произнес лорд Окхэм, словно реплика спутника его озадачила, и повлек Лайама за собой.