«
Лайам несколько успокоился и, когда гостья зевнула и с недвусмысленным вопросом в глазах уставилась на него, жестом пригласил ее проследовать к спальне, которая пустовала с тех самых пор, как в ней был обнаружен мертвый Тарквин. Сам Лайам там спать не хотел, но содержал и эту комнату, и постель в полном порядке, возможно, из уважения к памяти старика.
— Я устала с дороги. Поговорим утром, — вот все, что сказала гостья, прежде чем закрыть за собой дверь. Это «поговорим» прозвучало, словно приказ.
Утро наступило, но никаких новостей пока что не принесло.
Лайам испустил еще один стон, сел в постели, спустил ноги на пол и протер глаза.
— Хочет, — буркнул Лайам. Усилием воли он заставил себя встать и побрел на кухню. Подойдя к аккуратной, покрытой изразцами печи, он сосредоточился и мысленно отдал приказ, после чего ему лишь осталось открыть дверцу духовки и достать оттуда две чашки, над которыми завивался парок. Лайам перенес чашки на стол.
Фануил легко вспрыгнул на лакированную поверхность стола и склонился над посудиной, распространяющей восхитительный запах. Дракончик не пил кофе, но очень любил вдыхать его аромат.
Лайам несколько раз прихлебнул из своей чашки. Горячий крепкий напиток согрел его изнутри и разогнал сон.
— Значит, ты так-таки почти ничего не знаешь о нашей гостье? — спросил он. На застольные собеседования запрет говорить вслух не распространялся. Лайаму такой диалог помогал упорядочить мысли.
— Понятно. Но откуда она взялась? Где родилась, где проживала раньше? И зачем сюда заявилась?
— Потому что я — не чародей?
Хотя Лайам и умел мысленно общаться с уродцем, магом он не был и стать им никогда не желал. Его плотный контакт с дракончиком установился чисто случайно. Лайам даже счел поначалу, что попал в кабалу. Но со временем пришлось признать, что кабала эта имеет и свои преимущества.
Единственный чародей Саузварка, старый Тарквин Танаквиль, не умер своей смертью — он был убит. И так уж случилось, что в ту роковую ночь именно Лайам оказался на пороге его дома. Именно Лайам обнаружил труп старика, а потом натолкнулся на его фамильяра. Тот умирал, ибо часть души чародея, питавшая малыша энергией жизни, внезапно ушла из него.
Издыхающий Фануил вонзил зубы в ногу ошеломленного гостя и таким образом сохранил себе жизнь, овладев частицей его души. В результате Лайам обрел фамильяра, а дракончик обрел господина, и между ними установилась нерушимая связь.
«А все-таки странно, — подумал Лайам, стараясь не выводить эти мысли за пределы сознания, — что я даже не ощущаю потери». Он знал, что на деле потери нет, просто его душа малой толикой теперь живет в Фануиле, но свыкнуться с этим было не так-то просто. «Если моя душа раздвоилась и часть ее спрыгивает сейчас со стола, почему другая часть не возмущается, не скулит и не ноет? Или я могу беспрепятственно разделяться на множество маленьких „я“?»
Он потянул к себе чашку с кофе и сделал хороший глоток, но тут раздавшиеся в коридоре шаги прервали его размышления. Лайам повернулся, и вовремя — чтобы встретиться взглядом с застывшей в дверях Грантайре. Заметив, что на нее смотрят, та вызывающе подбоченилась, отчего широко распахнулись полы ее дорогого, подбитого мехом плаща.
Волосы гостьи были все так же растрепаны, на щеках полыхал румянец, да и платье ее по-прежнему не очень скрывало то, что ему полагалось скрывать. Лайам смутился, и, можно сказать, дважды, ибо сообразил, что и сам, во-первых, сидит в присутствии дамы, а во-вторых — в одних лишь штанах.
— Хорошо, когда в доме тепло, — невозмутимо произнесла Грантайре, словно общаться с полуголыми, не очень учтивыми и мало знакомыми кавалерами было для нее в порядке вещей. — Но все же накиньте на себя что-нибудь. Я кое-что обнаружила во время прогулки… На это стоит взглянуть.
— А?.. — Лайам встал и, неловко поеживаясь, сунул руки под мышки. Он чувствовал себя законченным дураком.
Волшебница нахмурила брови.
— Я считаю, что вам следует это увидеть. Возьмите плащ и ступайте за мной, — с этими словами она развернулась и вышла.