Когда она наконец приготовилась к выходу, стало смеркаться. Она думала, что Хотах проводит ее в Солнечную башню, но они пришли в отцовскую горницу, где принц сидел за столом для кайвассы, с ногами на мягкой скамеечке, вертя в красных опухших пальцах ониксового слона. Таким больным она еще ни разу его не видела. Лицо бледное, одутловатое, а суставы так воспалились, что на них даже со стороны больно смотреть. У Арианны дрогнуло сердце... но она почему-то не смогла заставить себя упасть на колени, как собиралась, и сказала только:
– Здравствуй, отец.
Принц поднял на нее глаза, полные страдания – из-за подагры или из-за нее?
– Диковинный народ эти волантинцы, – произнес он, поставив слона. – Я побывал как-то в Волантисе на пути в Норвос, где встретил Мелларио. В Норвосе звонили колокола, на ступенях плясали медведи. Арео должен помнить тот день.
– Я помню, – гулким басом подтвердил Хотах. – Медведи плясали, колокола звонили, а принц был одет в красные, золотые и оранжевые цвета. Миледи еще спросила меня, кто это так сверкает.
– Оставь нас, капитан, – со слабой улыбкой приказал принц.
Хотах стукнул древком секиры в пол, повернулся и вышел.
– Я и у тебя распорядился поставить стол для кайвассы, – сказал принц, когда они остались вдвоем.
– С кем мне там было играть? – Уж не помрачила ли подагра его рассудок, думала Арианна. С чего он вдруг заговорил об игре?
– С самой собой. Иногда бывает полезно как следует разобраться в игре, прежде чем ее начинать. Хорошо ли ты знакома с кайвассой, Арианна?
– Достаточно, чтобы играть в нее.
– Играть, но не выигрывать. Мой брат любил драку ради самой драки, я же играю только в те игры, которые могу выиграть. Кайвасса не для меня. – Он помолчал, пристально глядя на нее, и спросил: – Зачем? Ответь, Арианна, – зачем?
– Ради чести нашего дома. – Голос отца рассердил ее – он звучал так грустно, так слабо.
– Как будто я сам не знаю. Я вижу Оберина всякий раз, как закрываю глаза.
– Не сомневаюсь, что он велит тебе открыть их. – Арианна села за игровой столик напротив отца.
– Я не разрешал тебе сесть.
– Тогда кликни Хотаха и прикажи высечь меня за дерзость. Ты имеешь на это право как принц Дорнийский. – Она потрогала стоящего на доске коня. – Ты уже схватил сира Герольда?
– Если бы так. Ты поступила глупо, посвятив его в свой замысел. Темная Звезда – самый опасный человек в Дорне. Вы с ним причинили нам большой вред.
– Но ведь Мирцелла не... – опасливо начала Арианна.
– Она не умерла, хотя Темная Звезда сделал все от него зависевшее. Все смотрели на твоего белого рыцаря, потому о Дейне никто ничего толком сказать не может. Похоже, его конь в последний миг шарахнулся в сторону, иначе он снес бы девочке полголовы. А так он просто рассек ей щеку до кости и отрубил правое ухо. Мейстер Калеотт спас ей жизнь, но лица принцессе не вернут ни снадобья, ни примочки. Она находилась под моей опекой, Арианна, и была помолвлена с твоим родным братом. Ты обесчестила весь наш род.
– Я не хотела ей зла. Если бы не вмешался Хотах...
– ...то ты объявила бы ее королевой, подняла мятеж против ее брата, и вместо уха она лишилась бы жизни.
– Только если бы мы проиграли.
–
– То, что ты всегда делаешь, – ничего.
– Трудно подавить гнев, говоря с тобой.
– И не надо – еще подавишься, чего доброго. Откуда ты узнал о моих планах?
– Я принц, и заслужить мое расположение хотят многие. Кто-то проговорился...
– Ты все знал и все-таки позволил нам бежать с Мирцеллой. Почему?
– Я совершил ошибку, и она оказалась роковой. Ты моя дочь, Арианна. Девочка, которая прибегала ко мне, ободрав коленку. Я поверить не мог, что ты злоумышляешь против меня. Правда далась мне тяжелой ценой.
– Я хочу знать, кто донес на меня.
– Я тоже хотел бы на твоем месте.
– Так что же?
– Не вижу причин открывать тебе это имя.
– Думаешь, я сама не смогу узнать, кто это?
– Попытайся – но пока не получишь ответ, ты не должна доверять никому из них, а толика недоверия принцессе только на пользу. Ты разочаровала меня, Арианна, – вздохнул принц.
– Кто бы говорил. Ты меня всю жизнь разочаровываешь. – Она не хотела говорить с ним так грубо, но слова вырвались у нее сами собой. Что ж, сказанного не воротишь.