Пир во время войны

Мила скривилась и приготовилась сбросить его руку, как вдруг услышала шаги. Она сделала вид, что спит, и прикрыла глаза, оставив узкую щёлочку, чтобы рассмотреть, кто направляется в комнату.

Дверь приоткрылась. Как Мила и ожидала, за ней стояла мать Павлика. Она несколько секунд смотрела на чудную картинку, представшую её глазам, а потом осторожно закрыла дверь.

По лицу Милы растеклась счастливая улыбка. Теперь ей было всё равно, что Павлик во сне продолжает называть её Жанной. В доме Резников было не принято спать с женщинами, на которых мужчины не имели серьёзных видов…

Жанна стояла, прислонившись к дереву, и внимательно осматривала окрестности. Надо же, у Мальчика неожиданно обнаружился хороший вкус. Дом был великолепен — в колониальном стиле, белый, не слишком большой, но довольно вместительный, с огромным садом, состоящим преимущественно из фруктовых деревьев. Во дворе дорожки были посыпаны гравием, и напротив дома горделиво высилась беседка, затейливо выполненная с элементами каслинского литья.

Только вот забор подкачал: он был невысоким, старым, с прорехами, в одну из которых и смотрела Жанна. Видимо, у Мальчика ещё не дошли руки до забора.

Жанна чувствовала жгучую, непримиримую ненависть и ярость. Да как мог этот урод, эта сволочь, так поступить с человеком, который вырастил его? Как он мог предать Малика?

Она прислонилась к дереву: голова закружилась. В последнее время она и так чувствовала себя на троечку, а сегодня ей совсем плохо. Жанна с утра помолилась Аллаху, чтобы он позволил ей осуществить задуманное прежде, чем она умрёт.

В одной руке девушка сжимала пистолет. Она отлично стреляла — её, как и Мальчика, обучал искусству стрельбы сам Малик, бывший мастер спорта по пулевой стрельбе.

Жанна стояла в одной и той же позе с самого утра. Она боялась упустить появление Мальчика. Он был очень осторожным и обладал звериным чутьём: не зря же Малик предназначил его в качестве телохранителя для Жанны. Поэтому она боялась подойти ближе, ведь Мальчик мог заметить из дома какое-то движение, и тогда он будет предупреждён. Если это случится, он подготовится, и Жанна не сможет убить его. Стрелять надо внезапно, неожиданно для него, только в этом случае можно будет совершить этот поступок, о силах для которого она молила Аллаха.

У Жанны сильно болел затылок — то место, которым она ударилась, упав несколько лет назад с лошади. Тогда она была на волосок от смерти, но выжила. Но зато теперь затылок болит очень часто — и на перемену погоды, понижение давления, и просто в зависимости от настроения. Жанна вспомнила, что забыла о боли только во время встреч с Павликом.

Ей стало грустно. Больше никогда она не увидит его, не сможет прикоснуться, поцеловать… Они никогда не будут счастливы вместе, у них не будет весёлой, пышной свадьбы, и детей тоже не будет. То есть, всё это будет у Павлика — ведь когда-нибудь он женится. Но Жанне этого не дано. Её вообще скоро не будет.

От такой несправедливости у неё заныло под ложечкой. Самое ужасное в этой жизни — это безысходность. Обычно из любого положения можно найти выход — устраивающий того, кто его ищет. Но в случае Жанны выхода не было. Она не могла изменить события, не могла дать болезни обратный ход. И это её угнетало больше всего. Приколист Тофик говорил, что, если даже вас съели, у вас всё равно есть два выхода. Но чтобы он сказал сейчас ей?

Жанна вспомнила, что так ни разу после похорон и не сходила к отцу на могилу: всё ещё сильной была обида на то, что Малик позволил себя убить. На то, что он совершал поступки, которые к этому привели. На то, что он не поверил в свою дочь, и пошёл наперекор ей. Правда, она отмечала третий и седьмой день с момента его смерти. Пила чай с халвой, как и предписано мусульманскими традициями, хотя не любила ни того, ни другого.

Жанна вздохнула. И именно в этот момент увидела Мальчика. Он вышел на высокое широкое крылечко, и щурился на солнце, заливавшем окрестности. Жанна стояла против солнца, и ей было видно, как доволен жизнью этот ублюдок, как он улыбается. Их разделяло примерно метров сорок, но Жанна точно знала, что попадёт в него.

Попадёт в это улыбающееся, красивое холодное лицо, и успеет увидеть страх в его глазах. Она не сразу его убьёт. Сначала она прострелит ему обе ноги — чтобы он не успел убежать, пока она будет идти к нему. Он ведь должен знать, кто и за что покарал его.

А потом Жанна подойдёт, и будет методично стрелять в каждый его орган, в каждую клеточку, пока он сам и его великолепное белое крыльцо не окрасятся в красный цвет. Он будет молить о пощаде, но Жанне не знакомо это слово по отношению к предателям. Она накажет его по заслугам. Ей, умирающей, не страшно, что обязательно найдётся свидетель, и её посадят. Всё равно ей недолго придётся сидеть. Зато она совершит поступок — настоящий поступок, которым сможет гордиться — на том свете, если он, конечно, существует. И Малик будет доволен тем, что дочь отомстила за него… После смерти Мальчика она примирится с тем, что сделал Малик.