Пирамида

Для Рюдберга Валландер еще раз вкратце пересказал главные моменты дела. Им хорошо работалось вместе и долгих объяснений не требовалось. Именно Рюдберг научил Валландера, как расследовать преступления. Они много лет проработали вместе, и Валландер считал, что Рюдберг — один из самых знающих детективов в Швеции. Ничто не ускользало от его внимания, он проверял любую гипотезу, какой бы странной она ни казалась. Валландера всегда восхищало умение Рюдберга читать место преступления, и он жадно впитывал в себя эту науку.

Рюдберг был холостяком. В обществе он бывал нечасто, да, казалось, к этому и не стремился. Зная его столько лет, Валландер думал, что других интересов, кроме работы, у него никогда и не было.

Теплыми вечерами в начале лета они любили посидеть у Рюдберга на балконе, попивая виски, почти всегда в приятном молчании, прерываемом время от времени замечаниями о работе.

— Мартинссон пытается внести ясность относительно времени происшествия, — сказал Валландер. — А потом, мне кажется, мы должны выяснить, почему диспетчеры в Стурупе не подняли тревогу.

— Ты хочешь сказать, почему пилот не поднял тревогу, — поправил его Рюдберг.

— Может быть, не успел?

— Послать SOS — это не больше секунды, — сказал Рюдберг. — Но, может быть, ты и прав. Самолет мог лететь по отведенному ему воздушному коридору. Если, конечно, он не летел нелегально.

— Нелегально?

Рюдберг пожал плечами.

— Ты знаешь, какие ходят слухи, — сказал он. — Что якобы по ночам люди слышат шум самолета. Который, выключив огни, на низкой высоте парит над этими приграничными районами. По крайней мере так было во время холодной войны. Видимо, и продолжается. Иногда мы получаем рапорты — подозрение на шпионаж. И потом, всегда остается вопрос, все ли наркотики идут сюда морем. Мы ничего не знаем об этом самолете. Может, мы все это придумали. Но если лететь низко, то радар Министерства обороны тебя не достанет. И контрольная башня в Стурупе тоже.

— Поеду-ка я в Стуруп, поговорю с ними, — сказал Валландер.

— Нет, — ответил Рюдберг. — Поеду я. А тебя оставлю в этой грязи — по праву возраста. — И уехал.

Светало. Один из экспертов под разными углами фотографировал обломок крыла. У фермы Ханссон разговаривал с журналистами — Валландер порадовался, что, значит, ему этого делать не придется. Увязая в грязи, возвращался Мартинссон. Он поспешил навстречу.

— Ты был прав, — сказал Мартинссон. — Там живет старик, совсем один. Роберт Хаверберг. За семьдесят. Держит девять собак.

— И что он сказал?

— Что слышал рев самолета. А потом он стих. А потом раздался снова, но был похож уже скорее на визг. А потом взрыв.

Валландер часто упрекал Мартинссона в том, что тот не умеет ничего объяснить просто и ясно.

— Давай сначала, — сказал он. — Роберт Хаверберг слышал шум двигателя?

— Да.

— Когда это было?

— Он едва проснулся. Где-то около пяти.

Валландер нахмурился:

— Но самолет ведь разбился на полчаса позже?

— Вот и я так сказал. Но он твердо стоял на своем. Сначала он услышал шум пролетающего на низкой высоте самолета. Потом все стихло. Он сварил себе кофе. А потом опять шум, а потом взрыв.

Валландер подумал.

— И сколько минут прошло между моментом, когда он услышал этот шум в первый раз, и взрывом?

— Мы подсчитали, что на это ушло минут двадцать.

Валландер посмотрел на Мартинссона:

— И как ты это можешь объяснить?

— Ну, я не знаю.

— Старик в здравом уме?

— Да. И слух у него хороший.

— У тебя есть карта в машине? — спросил Валландер.

Мартинссон кивнул. Они подошли к машине. Ханссон все еще давал интервью журналистам.

Сев в машину Мартинссона, они развернули карту, и Валландер стал молча изучать ее. Он думал о том, что сказал Рюдберг, — о самолетах, выполняющих нелегальные полеты.

— Можно предположить следующее, — сказал Валландер. — Самолет, летя на низкой высоте, подлетел к берегу, пролетел над фермой и ушел из зоны слышимости. Но вскоре вернулся. И разбился.

— Ты хочешь сказать, что он где-то что-то сбросил? И после этого вернулся? — уточнил Мартинссон.

— Примерно так. — Валландер сложил карту. — Мы слишком мало знаем. Рюдберг поехал в Стуруп. А мы попытаемся идентифицировать трупы, равно как и сам самолет. Больше мы пока ничего не можем сделать.

— В самолете я всегда нервничаю, — сказал Мартинссон. — Как посмотришь на что-нибудь этакое, станешь нервным. Но хуже всего то, что Тереза хочет стать пилотом.

Терезой звали дочь Мартинссона. Еще у него был сын. Мартинссон был настоящий отец семейства. Он постоянно волновался, не случилось ли чего, и звонил домой по нескольку раз в день. А иногда и обедать уходил домой. Валландер порой завидовал беспроблемной семейной жизни коллеги.

— Скажи Нюбергу, что мы уезжаем, — попросил он Мартинссона, а сам остался в машине.

Окружающий пейзаж был сер и безлюден. Он встряхнулся. «Жизнь продолжается, — подумал он. — Мне всего только сорок два. Неужели я стану, как Рюдберг, одиноким стариком с ревматизмом?»

Валландер отогнал от себя эти мысли.

Вернулся Мартинссон, и они поехали в Истад.