Пирамида

— Нет-нет, убил он. Он. Может быть, и не этим ножом, но убил он…

И опять поспешно, даже как-то растерянно, что так не вязалось с его импозантностью сейчас. Тут впервые наконец появилось в нем что-то живое.

«О боже мой, «не этим ножом»!» — подумал я вдруг. И каким же ярким светом вспыхнули передо мною страницы дела и фотографии, посвященные «опознанию» ножа Ичиловым, с рассказами Игембердыева и Сапаровой о том, что они видели, как «парень играл ножом с черной рукояткой» — наверное, если посчитать, то не меньше, чем целый том из одиннадцати был посвящен упорному доказательству того, что ножом-то как раз — «этим!». И сам факт появления этого ножа в следствии, которое вел Бойченко после того, как он был уже согласно акту (т. 1, л. д. 249) уничтожен. Но так неуместно было говорить сейчас об этом, понял я, так бесполезно.

В Бойченко появилось что-то жалкое.

— А когда вы напишете? А можно узнать ваш адрес? Мало ли что… Скажите, пожалуйста, ваш адрес, — попросил он, и так странно это звучало.

Да, я был даже разочарован.

СТО ЛЕТ ПОСЛЕ ГОГОЛЯ

Прокурор Виктор Петрович оказался гораздо меньшего роста, чем я ожидал, помня описание Каспарова и Аллы. Они сравнивали его с Собакевичем, а тот ведь, как помнится, был громоздок… Быстрый, бойкий, маленький, пухлый, он, сразу почему-то взяв меня в сообщники, обрушился на защитников Клименкина, всячески обеляя его противников.

— Это ужасные были процессы, — сказал он, состроив гримасу. — Низкий профессиональный уровень первого следствия, особенно опознания, позволил этому антисоветчику… — Тут он широко раскрыл голубые свои глаза и невинным взором посмотрел на меня. — Вы знаете, что Каспаров антисоветчик? Вы с ним встречались? Он в Америку хотел бежать, вы знаете?

Я недоуменно пожал плечами, но он, не обращая внимания, продолжал:

— Антисоветчик, мы его раскусили! Дружок у него тоже есть, тот еще фрукт. Сейчас в психиатрической лечебнице сидит. Одна шайка!

Тут в кабинет, где мы беседовали, вошел человек, тоже небольшого роста, со странным лицом. Один глаз его был нормален и слегка прищурен, другой — неподвижен и широко открыт.

— Познакомьтесь, тоже прокурор, он знает это дело, у нас тут многие его знают, — сказал Виктор Петрович, кивая на вошедшего.

Мы познакомились.

— О Каспарове ему говорю, об этом антисоветчике, — ухмыльнулся Виктор Петрович вошедшему, который сел, очевидно, на свое обычное место, за столом напротив. — Ты же его помнишь.

— А, да-да, — сказал прокурор и жутковато улыбнулся одной стороной лица. — Помню, как же… у него еще друг, по-моему…

— Вот-вот! Сумасшедший. И этот, как его… адвокат тоже московский с ними заодно. Выгораживал всеми силами. И сделать же ничего нельзя, вы ж понимаете — из Москвы же!

Тут он, видимо, вспомнил, что я тоже из Москвы, и как-то странно мотнул головой, словно, отсекая меня от них, давая мне, очевидно, перед ними «презумпцию». И весьма доверительно продолжал:

— Вот что деньги делают! Вы знаете, сколько им денег мать передавала — антисоветчику этому и адвокату? Уйму! Откуда только брала, разобраться бы. Оба купленные!

С трудом справляясь с возникшей у него, по-видимому, досадой, Виктор Петрович поерзал на стуле, переложил бумаги с места на место на столе, успокоился немного, и тон его опять стал даже какой-то интимный, взывающий к сочувствию:

— Я вам скажу, что обвиняемый на всех процессах был в более выгодном положении, чем свидетели. Наиболее объективные свидетели были врачи и три железнодорожника. А вы знаете, что главный свидетель Ичилов плакал на процессе? Такой большой, сильный мужчина, а довели! «Условная» масса в зале бесновалась. Вы знаете, что такое «условная»? Там же все условники и досрочники, конечно, они за своего дружка болели! Невозможная обстановка. Мне даже, знаете ли, пришлось в автозаке ехать. Спасаться! В гостинице по два часовых пришлось поставить у дверей — у моих и у Милосердовой. Вот так! А мать? Вы видели его мать, Клименкина? Это же преступная женщина! Хулиганка. И еще эта, как ее, Гриценко — сожительница. Ходили лжесвидетелей подбивать! Верин там, бывший эксперт, и Тупицын, его дружок, спившиеся. Одни фамилии чего стоят! Пьяницы. Да, вы вот посмотрите-ка. Не видели? Хотите посмотреть? Моя речь на процессе. Сейчас найду… Вот она! И еще реплика в отношении защиты. Адвокат ведь там совсем распоясался! Читайте.

Очень довольный собой, Виктор Петрович протянул мне сколотые листы и победно посмотрел на своего соседа.

— Выпустили все же рецедивиста, — сказал он. — А что поделаешь? Мы боролись в меру своих сил, верно?