Пирамида Кецалькоатля

Кецалькоатль смешался и молчал. Смущение его заметил Татле. Однако храм Акатля вверх рос не по дням, а по часам. Кецалькоатль снова стал безмятежно изучать небесные светила. Но вот однажды услыхал он вопли грузчиков, каменотесов, старавшихся укрыться от плетей, вовсю гулявших по их спинам. Он отвратил глаза от звезд и вместе с Татле, который выглядел теперь мужчиной, пошел дорогой, ведшей в Тулу, и по обочинам увидел скопища лачуг и жалких хижин, где ночевали пришлые работники и чичимеки-пленники.

— Здесь люди мрут от непосильного труда, — заметил Татле, — и не понимают, за что им выпала судьба такая.

— Да, — сказал Кецалькоатль, — наш храм заметно вырос. Те, кто внизу, раздавлены тяжелой Пирамидой. Придумать что-то надо.

Он посетил дом Топильцина. Тот сидел среди военачальников высоких. Кецалькоатль сказал:

— Подумай, помоги мне, Топильцин. Я видел сам, как мучаются люди, пришедшие издалека; их всех здесь смерть подстерегает, а многих смерть уже взяла.

— Да. — Топильцин сказал. — Такова цена Великой Пирамиды! Не нам, Тольтекам, быть внизу, под каменными глыбами! Мы — наверху, из пыли мы восстали; теперь пусть в пыли возятся они!

— Но пусть нам поднятая пыль глаза не застит! — сказал Кецалькоатль. — Не храм то будет, нет, — камней одних нагроможденье, если согласие и волю общую не заложить в него. Высоки горы на земле — не ими славен наш Творец. И будет возвеличен Брат-близнец тогда, когда приложим к делу собственные силы и каждый камень с радостью поднимет человек своей рукой.

— Прекрасные ты произнес слова, Кецалькоатль. Ими ты полнишь голову мальчишки Татле. Вы много размышляете и много произносите красивых слов. Моя же доля — погонять людей, и удается это мне не уговорами, а кулаками. Масса людей — река, с рекой напрасно речь вести. Ее направить в русло надо, туда она и ринется, а там и присмиреет. Ты повелел: так нужно сделать, я привел людей сюда. Одни уже погибли. Гибнут многие, и большинство страдает. Мы страдаем тоже. Ты сам перестрадал немало. Но таков закон, один для всех.

— Не о страданьях речь. Меня страшит несправедливость. Когда-то жили эти люди как хотели, про нас не ведали. Теперь же из-за нас приемлют муки. Где справедливость? Мы не платим им по заслугам, но берем от них все то, что они могут дать.

— Не торопись, Кецалькоатль. Ты слишком много времени светила изучал и время измерял точнейшим протяженьем нити. Уже давно мы не живем так просто, как вначале. Все было бы понятно и легко, когда бы мы все те же были и справедливость прежняя была. Но мы уже не так просты и безыскусны. Ты сам украсил изобильем нашу жизнь. С богатством нашим не к лицу нам унижаться.

— Желал я изобилия для всех и потому учил труду, ремеслам. Я хотел добро делить по высшей правде, по нуждам каждого. Тебе я поручил распределять богатства.

— Надо ль горевать, Кецалькоатль? У этого потребности одни, а у того — другие. Когда нас было мало, жизнь скудная нас всех равняла. Ныне это трудно. Мы различны, и стало много нас. И делать так, как ты желаешь, — невозможно. Сейчас всего важней, я думаю, чтоб властвовал один, другие — подчинялись. Тогда великое сотворено быть может в мире.

— Нет, Топильцин! Не только власть. Должна быть справедливость. Каждому положено получать свое.

— Тогда, — промолвил Топильцин, — «свое» Тольтеков — это то, что нас прославит, что оправдает жизнь нашу на земле. Это «свое» зовется Пирамидой, которую велел построить ты, и воздвигается она во славу нашу, ради божественного Брата-близнеца.

— Я дорого за это заплатил, — задумчиво сказал Кецалькоатль. — Позволил захватить я чичимеков силой, но не могу теперь позволить людям, теперь, когда во многом разобрался, терпеть мученья. Хочу собрать их всех и выслушать, найти мне надо выход. В деле, касающемся всех, нельзя довольствоваться мненьем одного.

— Нет надобности слушать всех, Кецалькоатль. Мы, Тольтеки, — хозяева земель Анауака. Мы знаем многое, и правим мы. Зачем самим отказываться нам от верховодства?

— Речь я веду об общих интересах. И разве люди созданы не все по образу единому, по одному подобию?

— Подобны люди все, но не все — Тольтеки. Ты сам избрал народ, с которым ты живешь, и мы тебе прием достойный оказали, с тобой величия достигли. Мы теперь превыше всех и будем жить, как нам велит судьба. Мы властвуем. Зачем пренебрегать нам властью? Есть еще другая справедливость, выше нашей? Если есть, то требую я этой справедливости для нас; Тольтеков, ибо мы владеем знаньями и властью. Спору нет, нам незачем быть вровень с остальными.

— Нет, надо быть, — настаивал Кецалькоатль, — чтоб блага получать, которые я всем предназначаю.

— Стой, не спеши, Кецалькоатль! Не делай зла народу, который так в тебя поверил, пошел с тобой и взял к себе. Всем тем, кто чтит тебя, кого и сам ты любишь, кого учил и кто пока еще с тобой во всем согласен.