Пирамида Хуфу

Яхмос смотрел на цветные ожерелья, на электроновые запястья и золотые кольца — все его подарки и платья лежали на постели, с презрением брошенные хозяйкой. А ведь он дарил ей больше, чем другим. Гордая простолюдинка не захотела взять ни одного его подарка, ни одной вещи. И ушла в старом платье, в котором, как в западню, вбежала в храм. Он задумчиво перебирал безделушки и уже сожалел об ушедшей.

Как птица вырвалась из силков, не оглянувшись на его богатый дом, побежала к нужде и лишениям. В его доме она могла занять высокое положение. Как поразительно она была хороша! Удивленный взмах длинных бровей, совершенней которых не провел бы и художник. Она стояла перед ним униженная, словно приносила жертву свободе, а ушла такая же гордая. В выпуклых глазах его не было никогда тепла. Виновник гибели брата и матери, он мог внушить ей лишь отвращение. Мог привязать ее ребенком и опять проявил жестокость. В первый раз жрец винил себя. Странная девушка. Богатство, могущество власти не имели для нее никакой цены.

Богатый, могущественный жрец ходил по саду и думал о непонятных людях из народа.

В РОДНОМ СЕЛЕНИИ

Яркое солнце дробилось на воде тысячами ослепительных искр и блесток. Река, сжатая наступающими скалами, стремительно рвалась вперед на простор. Лодка неслась почти без помощи весел. Мальчик лет пятнадцати ловкими движениями управлял челноком. Они пронеслись мимо зеленого острова Элефантины и выплыли на расширяющуюся долину. Теперь глаза отдыхали на зеленых берегах, преображенных трудом. После бесплодных скал, дышащих жаром, отрадно было видеть поля, сады, селения, спрятанные в зелени. Мальчик сверкал яркими глазами и ослепительными зубами на черном от загара лице. Он радовался, что немного заработает, а со строптивым течением реки он привык управляться...

В душе Руабена все трепетало от радости, от ощущения близкой встречи с дорогими людьми, с любимыми местами. Он старался представить лицо Мери, ее ласковые большие глаза.

Наверное, она такая же худенькая и тоненькая и все такая же быстрая и легкая. Руабен улыбнулся, представляя ее смущение, когда он выложит ткани, браслеты, запястья, множество украшений и дорогих подарков, о которых она не могла и мечтать. Он любовно подбирал их, представляя, как яркое ожерелье обнимет ее стройную тонкую шею, а золотистая смуглость лица и рук станет еще красивей от соседства с белой, шелковистой и прозрачной тканью. Теперь, наконец, Мери забудет все горечи и трудности. Пепи теперь уже большой, он будет учить его ваянию, и мальчик тоже станет скульптором. Дочка выросла и теперь помогает Мери. Всем он везет много подарков. В двух больших корзинах много игрушек, сластей и подарков родным.

Вскоре они подплыли к берегу и остановились у места, где Руабен всегда высаживался раньше. Он отказался от помощи мальчика и щедро расплатился с ним куском добротной ткани. Тот направил лодку против течения в обратный путь, а Руабен, взявшись за тяжелые корзины, пошел вверх, домой. Он шел быстро, почти бегом, не встречая на пути никого. Со всех сторон его обступили родные запахи реки, смешавшиеся с запахами знойных ветров сухой Нубии. Но сильнее всех их были волнующие, привычные с детства ароматы влажной, пропитанной водой земли, трав, овощей, растущей зелени. Они шли из родного мира, который снился ему там, в далеком городе. Над его головой шелестели ветви. По сторонам виднелись убогие хижины, и он вспоминал соседей, живущих в них.

Волнуясь, он ускорил шаги и, не встреченный никем, подошел к своей хижине, стоящей в стороне от других. И, наконец, бурно дыша, толкнул до боли знакомую калитку, вошел внутрь двора и остановился как вкопанный.

Чужая, незнакомая женщина поливала из большого кувшина густую зелень огурцов. Не ожидая посторонних, она была лишь в короткой повязке. Увидев торопливо ворвавшегося незнакомца, она выронила от неожиданности кувшин, и вода, журча, вылилась на землю. Глаза ее растерянно смотрела на Руабена, в них появился испуг. Двое чужих, не его детей, копошились в песке, играя стеблями папируса и щепками.

— А где?.. — спросил Руабен, не смея продолжить. Что-то в душе его замерло в ожидании непоправимого.

Женщина смотрела на него в замешательстве:

— Ты прежний хозяин дома?

— Да, я хозяин дома... А где моя жена и дети?

Женщина помедлила, вздохнула и тихо сказала:

— Жена твоя... умерла года два назад. А сын живет у брата, у Бату.

— Умерла. Как умерла? Почему? — не сознавая, спросил Руабен, истина жестоких слов еще не дошла до него.

— Я не знаю... Люди говорили, что она болела долго и больная ходила работать. Нужда, дети, поневоле пойдешь. Потом пришла как-то и больше не вставала. А девочка умерла раньше. Она брала ее с собой иногда в поле, там ее укусила змея. — Женщина с беспокойством посмотрела на Руабена и добавила: — У твоей жены были большие долги живому богу, и Хати продал землю и дом мужу. Мы живем здесь уже два года.

Но Руабен уже не слышал этого; сраженный, он опустился на землю и, уткнувшись в сухой песок, лежал, вздрагивая, ничего не сознавая.